на камне были выбиты какие-то знаки, но понять их никто не пытался. Откуда такая глыба взялась в степи, где трудно найти камешек даже для обычного кресала, чтобы высечь огонь, только гадали. Вокруг кургана стояли ещё несколько массивных каменных столбов с вырезанными странными ликами и узорами. Говорят, кто-то хотел выкопать тот камень, из города приезжали, вроде как, археологи. За неделю – всего метра на два прокопали вглубь, но так ни до чего не докопались, погнули все ломы и поломали лопаты.
Шиктыбай больше часа сидел у камня, кланялся и причитал что-то своё. Когда солнце на четверть диска скатилось за гряду, он поднялся, спустился с холма и пришел во двор к Анне. Весь поселок затаив дыхание ждал, что скажет старик.
Он молча протянул принесенную деревянную пиалу, сел во дворе за столик и стал ждать, пока она готовила его любимый чай со сливками и солью. Анна подала чай и встала рядом. Он так же молча, не торопясь, как всегда, выпил, коснулся ладонями короткой белой бороды, что означало, что чай, слава Всевышнему, благополучно выпит, и показал Анне на скамейку. Она присела, и с отчаянием посмотрела в узенькие глаза степного, желтоватого цвета.
– Волк унес пацана, – только и успел сказать он, как Анна упала в обморок.
Пока её приводили в чувство, старик рассказал всем, что видел в пыли и на песке крупные волчьи следы, которые вели к сараю и назад в степь. От сарая следы вдавливались сильнее, что означало, волк нёс тяжелую ношу, но… вся скотина и собаки на месте, но кроме того – его догадку на холме подтвердили духи. Они сказали это не словами, а разными видениями, и он всё понял. Женщины завыли, как одна.
Такого поворота никто не мог предположить, такого в посёлке отродясь не случалось. Всё, что угодно… но!.. Мужики снова пошли собирать по дворам последний самогон. В том, что Сашка, малец, принял самую лютую из смертей, больше никто не сомневался. Старому охотнику верили все. Женщины уложили одуревшую от горя Анну во дворе, на раскладушку под навесом, и Зотиха, Пелагея Зотова, мать Василисы, осталась при ней оплакивать и читать молитвы за упокой души, даже не раба божьего, а невинного ангелочка Александра. Она как могла, утешала Анну: и что сынок её уже в раю, все умершие дети прямым ходом в рай попадают, и ему уже приладили ангельские крылышки, и он уже сидит рядом с Богородицей и мамочке своей ручкой машет, и радуется.
– Иди ты в задницу со свое. ей!.. – заголосила Анна, обливаясь горькими слезами. – Вам только бы моего сыночка кроху схоронить побыстрей да крылышки приляпать! Вам бы только помянуть громче да выпить больше!
– Дура, ты! Прошти её, царица небешная, горе ей так шибко голову замутило. Не ведаешь, что говоришь, Анька, язык-то свой попридержи и молись… молись, дура… – Зотиха, когда сердилась, сильно шепелявила, еще и со свистом, потому что у неё всех зубов осталось, через один – полтора с половиной.
Шиктыбай на ночь ушел на свой курган и до утра тоже молился и разговаривал с духами очень аккуратно,
