перелески, два оврага и даже несколько раз прошли туда-сюда бреднем по берегам двух озер Солёного и Камышного, которые хоть и не входили в обозначенную двухкилометровую зону, но так уж, для очистки совести. На всякий случай проверили все колодцы – это уже от отчаяния, поскольку срубы у колодцев были в два раза выше, чем рост у Сашки, а что-то подставить, он сам ещё не мог.
…Телефонной связи с райцентром не было с 90-х годов, когда в один из дней, непонятно с какого бодуна, всем работникам – всех четырёх отделений, известного ещё с 50-х, совхоза «Заря коммунизма», начальство, неожиданно объявило, что работники, вместе с их личным и совхозным хозяйством, стали не рентабельными. И слово-то придумали для такого случая выкабенистое, сходу и не выговорить. А на самом деле было намного проще – проворовалось местное начальство так, что и в тюрьму нельзя – партийное кумовство не позволяло опускать своих до суда, и повышать дальше по служебной лестнице нельзя – резервы кончились. За каждой должностью уже и так два, а то и все три-четыре зама числилось, и один был ширше другого, что вдоль, что поперек. Так что, ко времени, когда далеко, в московском кремле, в результате тяжелой, но безнадёжной борьбы с законами природы власть всё-таки сменилась, к руководству страной прикатили не под общим наркозом, в каталке, а пришел своими ногами шустрый, и очень речистый, Мишка меченный. Он думал, что он самый умный, и на всю страну, и на весь мир начал лепить горбатого – так не так, мол, товарищи, хватить нам строиться, пришла пора нам перестраиваться! Так учили его друзья в Европе и в Америке. Он даже не догадывался, что громко объявленную им на весь мир срочную перестройку, местные кумовья по партии давно, и вполне успешно, завершили несколько лет назад и в наглую распевали на гулянках:
– Люд проснулся, на заре,
Бля!.. перестройка на дворе!
Михал Сергеич – наш кумир,
перестраивает сортир.
Верите – не верите,
брешут не собаки,
до 2-х тысячного года,
будем жить в бараке!
Хочется – не хочется,
отворяй ворОта,
всех объедем на кобыле —
оченно охота!
А ещё через пару тройку лет, выкабенистое слово – рентабельность, уже не только в отдельно взятой «Заре коммунизма», но и по району, было признано и вовсе несостоятельным. Как и на заре великой октябрьской революции в ходу снова стал забытый лозунг – «Грабь, награбленное»! Пока местное, тупое трудящее население разбиралось, кого надо грабить – их всех самих и ограбили, как каждую семью по отдельности, так и целыми советскими хозяйствами. Что характерно, как бы в утешение: в отличие от кремля, ни один местный партийный запевала не помер, как и положено, по доброму, в окружении детей, жены и тёщи. Но трудящий класс всех мастей как-то не осознал для себя сколь-нибудь заметной выгоды, слыша, как по телеку базарят насчет рынка.
В те самые-самые, лихие девяностые, половина «переустройщиков» поубивали друг друга при дележе награбленного,
