и отложила книгу.
– Вот почему людям обязательно надо причинять друг другу страдания? – задумалась она вслух над прочитанным. – Неужели нельзя без ссор, обид или вот этих дурацких лиловых шаров?
Мама будто мои мысли проговорила. Я всегда об этом размышляю, когда читаю Булычёва. Взять, к примеру, Аркашу Стрельникова, вот он зачем мне свой лиловый шар подсовывал. Обзывал, дразнил так, что и другие ребята подхватывали. Это как заразу по воздуху разносить. Один заболел, другой подхватил, смотришь – и уже весь класс чихает, плохими мыслями заражается. Это как болезнь. Так я маме и сказал:
– Они, мама, наверное, в детстве прививку от злости не ставили, вот и заразились все. А потом на других перешло. Помнишь, как я в садике ветрянкой болел, Светку заразил и мы потом зеленые в крапинку ходили.
Мама грустно улыбнулась:
– А что это за волшебная прививка, которая от злости уберечь может?
– Ну, – протянул я, – это не совсем прививка. Без всяких уколов. Наверное, если тебя очень любят, ты не можешь сделать плохое. Но любят просто так. Не за то, что домашку даешь списывать или игрушками делишься, а просто так. Вот как вы с папой любите друг друга, а еще меня и Светку.
– Да. Наверное, – рассеянно ответила мама, будто и не со мной уже разговаривала. Наверное, про книгу продолжала думать. И голос был какой-то странный.
Она погладила меня по голове, легла, отвернулась и начала расспрашивать про школу. А я-то ей уже по дороге в больницу все рассказал. Чего еще добавить? А мама опять, будто забыла. Тогда я ей начал про компьютерную игру рассказывать, в которую Олег – мой новый одноклассник – рубится. Мне играть нельзя. Зрение! Даже ноута и планшета у меня нет. Только у родителей и Светки. Я включаю иногда, когда дома никого, но так, чтобы не знали. Все следы потом удаляю. Хочется же поиграть. А Олег такую стрелялку скачал – закачаешься! Вот я про нее и рассказывал. Но мама меня почти не слушала. Время от времени говорила «угу» и «ага», но больше ни о чем не спрашивала.
Пока я рассказывал, не заметил, как уснул. Просыпаюсь – мамы рядом нет, на кухне свет горит. Блестит там щелочка внизу под дверью. Значит, мама с бабушкой чай пьют, день обсуждают. Я в коридор. Ну, нужно было, по делам. А дверь в туалет как раз у нас рядом с кухонной. Думаю, как бы пробраться, чтобы мои не услышали. Бабушка всегда ругается, когда я по ночам скачу, да без тапок по холодному полу. Дохожу до двери, только за ручку взяться, как слышу – мама плачет. Тихо так всхлипывает, а бабушка чашками гремит, чай ей успокоительный наливает. Она сама этот чай литрами пьет и родителям иногда подсовывает. Говорит, вы со своими работами совсем невротиками станете. Слово смешное какое – «невротики»! Значит, существуют и вротики. А может, даже вносики, вглазики, врутики и вголовотики.
Я подслушивать не люблю, оно само как-то получается. Не уходить же, когда маме плохо. Вот я и остался. К кухонной двери ухом прислонился – ноги без тапок мерзнут, в туалет хочется, а терплю. Вдруг бабушкин чай не сработает и маме помощь моя понадобится.
