какая тут была провизия: овсяная каша и белковый порошок, хрустящая сушеная лапша рамэн и сублимированные обеды. Особого внимания, впрочем, заслуживали белковые батончики размером с кошелек, которые лежали высокой стопкой, как колода карт. Их изготовила одна компания Висконсина, занимающаяся пищевыми добавками, которая несколько раньше отвезла меня в свою научную лабораторию продуктов питания и создала уникальную «калорийную бомбу», которую они назвали «батончиком Колина».
Схемы, подготовленные моей женой и одновременно деловым партнером Дженной, – дорожные карты для экспедиции с учетом логистики – были разложены на столе. Мы с ней сновали от одной груды снаряжения к другой, разбирая, сортируя и взвешивая те вещи, которые я планировал перетащить по Антарктиде на санях, настолько увлекшись делом, что как-то едва не столкнулись. За одиннадцать лет отношений мы побывали во многих экзотических и недружелюбных местах, но теперь, казалось, нас ждало настоящее испытание, и после почти столкновения мы остановились возле холодильника, с вещами в руках, и склонились друг к другу для короткого поцелуя.
Мы перебирали вещи, чтобы я смог взять поменьше снаряжения.
По моему плану, еды и топлива должно было хватить на семьдесят дней, и в этом случае снаряжение на санях весило больше 180 килограммов – я понял, что не смогу тянуть такой вес. Поэтому в то краткое время, что оставалось перед перелетом на юг, мы исключали то, что казалось лишним, сокращая мои запасы. Пищи стало хватать не на семьдесят, а на шестьдесят пять дней. Теперь, в самолете, это число внезапно и пугающе стало напоминать шестьдесят семь – количество дней, проведенных Раддом на полюсе в его предыдущей экспедиции, когда в пути они потеряли примерно 27 килограммов своего веса. Я стал вести мысленные подсчеты. 27 килограммов – это почти треть моего веса.
Я не знал, что сказать. Мой желудок внезапно стал сжиматься, словно Ил, напоминающий кита, оказался в зоне турбулентности. Радд повторил маршрут Амундсена. Он знал Генри Уорсли, чья удивительная жизнь и трагическая смерть так трогали и вдохновляли меня. Уорсли умер в 2016 году, стремясь достичь той же цели, что и мы с Раддом – впервые в истории в одиночку, без поддержки, без посторонней помощи пересечь Антарктиду, что многие люди после гибели Уорсли стали называть «невозможным». И в моей голове эхом проносилась мысль: «Радд уже опередил меня. Он все знает». «Хотите взглянуть на мое фото на финише?» – вдруг спросил он. «Да. Конечно», – сказал я, пожав плечами.
Радд стал пролистывать фотографии на своем телефоне, пока не нашел ту, которую хотел показать, и вручил мне телефон. Я тут же пожалел, что согласился взглянуть. Он выглядел почти как скелет: скулы выдавались на истощенном лице, словно бейсбольные мячи; темные язвы, вызванные холодом, покрывали лоб и нос. Радд, широко улыбнувшись, забрал телефон, и я, наконец, понял, что он, по сути, хочет мне сказать: «Ты не знаешь, во что ввязываешься, приятель».
Так и было. Я признавал,
