до школы, и дальше будет либо «бедняжка, беда-то какая», либо «ну надо же, а я думал, ты не такая». И ты заранее знаешь, что человек, с которым говоришь, перестанет думать: «Ух ты, а она ничего, может, стоит позвать ее на свидание» и начнет думать: «Ха, она с прицепом, надеюсь, не попросит меня посидеть с ребенком».
– Но, – она попыталась перевести тему, – разве пространственно-временной континуум не разрушится, если два британца начнут говорить о чем-то кроме погоды и автобусов?
– Знаешь, Розалина-эм-Палмер, – она почему-то знала, что он улыбается, – я бы с удовольствием рискнул.
Черт. Вот же черт. «Ладно, Розалина, бери контоль над ситуацией в свои руки».
– Так чем ты занимаешься?
Снова наступило долгое молчание.
Как только молчание из долгого превратилось в очень долгое, Розалина, решившая, что каким-то образом все испортила, в панике нарушила его.
– Эй, ты там как?
– А, да, прекрасно. Просто жду, когда Вселенная рухнет на нас. Но вроде мы в безопасности. Я – ландшафтный архитектор.
Она понятия не имела, кто это, вернее, чем он отличается от обычного архитектора, но, похоже, это была достаточно творческая работа, чтобы приносить удовлетворение, и достаточно прибыльная, чтобы родители против нее возражали.
– Так это архитектор, который лежит на боку?
– Который что? Нет, это когда… А-а. – Он остановился и тихо захихикал. – Ну, так получилось, что я лежу на боку, так что, наверное, в данный момент я и тот и другой. Но, в целом, это скорее пейзаж в противовес жилому или коммерческому помещению, чем пейзаж в противовес портрету.
– Как ты проектируешь ландшафт? – спросила она. – Не раздаешь же ты в самом деле команды вроде «вон там поставьте еще одну гору» или «давайте с того края опустим небо на пару дюймов».
– Ты удивишься. Однажды я перевез озеро.
– Как?
– Понятия не имею. Этим занимаются инженеры-гидрологи. Я просто показал на него и сказал: «Кажется, оно перекрывает доступ к оленьему парку».
– Не понимаю, это делает тебя крутым и сильным или… каким-то менеджером среднего звена?
– Если честно, – сказал он ей с грустью, которую она сочла располагающей, – я тоже не понимаю.
Розалина переместилась к краю кровати и посмотрела вниз. Она различала его очертания – он лежал на боку, как статуя лежащего императора, и смотрел на нее. Его лицо было загадкой теней в свете звезд.
– Но тебе ведь нравится?
– Нравится. – Она не видела его взгляда, не могла разглядеть глаз, но в голосе чувствовалась напряженность, которая напомнила о поздних ночных разговорах, когда она училась в университете.
– Это как с выпечкой. Приходится балансировать между техникой и творчеством. Я имею в виду, что нет смысла прокладывать в парке дорожку, которой не хватает ширины, чтобы по ней могли пройти два человека с собаками.
– Так
