статься, мой малыш еще жив – состарился, разумеется, но еще жив. Мне и об этом знать нужно.
– Да, – согласился я, однако, не удержавшись, добавил: – А ведь было время, ты говорила, что я вовсе не смерть и не должен, идя на поводу чужих мнений, считать себя ею. За тем самым фруктовым садиком, на землях Обители Абсолюта. Помнишь?
– Но для меня ты был смертью, – возразила Доркас. – Я, если хочешь, сама угодила в ловушку, о которой предупреждала тебя. Возможно, ты и не смерть, но останешься тем, кто ты есть – палачом и казнедеем, и руки твои вечно будут обагрены кровью. И… да, раз уж ты так хорошо помнишь те дни в Обители Абсолюта, быть может… Нет, не выговорить. Но сделал это со мной не ты. Миротворец, а может, Коготь, а может, Предвечный, однако не ты.
– Так в чем дело? – спросил я.
– После уже, на той самой прогалинке, доктор Талос вручил нам обоим деньги. Деньги, полученные от какого-то придворного чиновника за представление пьесы. По пути в Тракс я все отдала тебе. А теперь хочу получить обратно. Мне они очень нужны. Если не все, то хоть часть.
Я вывалил на стол все деньги, лежавшие в ташке, – не меньше, чем получил от Доркас, а то и чуточку больше.
– Спасибо, – сказала она. – А тебе они не понадобятся?
– Тебе будут гораздо нужнее. Вдобавок они ведь твои.
– Отправлюсь в путь завтра же, если сил хватит. А уж послезавтра – в любом случае, как бы себя ни чувствовала. Как часто из Тракса уходят лодки к низовьям, ты, наверное, не знаешь?
– От тебя все зависит. Главное, лодку от берега оттолкни, а там, по течению, она сама к низовьям пойдет.
– А вот это на тебя, Севериан, как-то не слишком похоже. Скорее в такой манере мог бы ответить твой друг, Иона, судя по тому, что ты о нем рассказывал. Кстати, вот о чем еще твоя шутка напомнила: ты не первый сегодня ко мне заглянул. Здесь был еще наш – или, по крайней мере, твой – друг, Гефор. По-твоему, не смешно? Прости, я только хотела сменить предмет разговора.
– Гефор наслаждается всем этим. Ему на меня глядеть в радость.
– Когда ты работаешь на публике, тобой любуются тысячи человек, да и тебе самому работа, я вижу, нравится.
– Они приходят затем, чтобы как следует натерпеться страху, а после искренне радоваться тому, что сами живы. Еще им нравится общее возбуждение, тревожное ожидание, неизвестность – не «сломается» ли приговоренный, не стрясется ли какой-нибудь жуткой неожиданности. Мне радость приносит собственное мастерство – единственное ремесло, которому я обучен; я радуюсь безукоризненно выполненной работе, а вот Гефор… Гефору нужно нечто другое.
– Чужая боль?
– Да, именно, но не только.
– Знаешь, ведь он преклоняется перед тобой, – сказала Доркас. – Поговорил со мной всего-то пару минут, но я нисколько не сомневаюсь: по твоему повелению этот Гефор пойдет хоть в огонь.
Должно быть, тут я невольно поморщился, так как Доркас продолжила:
– Вижу,
