ему каким-то безумным сном. Эти люди существовали, и значит, Богу было угодно, чтобы их сумасшедшие воззрения укладывались в одно место вместе с нравственной проповедью.
– Все больное нравственно, а все здоровое безнравственно! – вдруг озвучил мысль Эскина Глеб Собакин.
– Вы телепат?! – спросил его с ужасом Эскин.
– Нет, я амеба, – тихо рассмеялся Собакин, усаживаясь к ним третьим на кровать.
Его красное как большой волдырь лицо безумно раскачивалось из стороны в сторону. Соня в это время оставляла засосы на шее Эскина, а Эскин закрывал глаза, думая, что все это ему только снится.
Глава 6. Жизнь втроем
Эскин до сих пор никак не мог понять, как он мог дать им уговорить себя жить втроем. Ведь он изучал античную философию, христианство, эзотерические тайны древнего Востока, и вдруг его разум почему-то ослаб и он сделался совершенно безвольным человеком. Конечно, ему нравилась Соня как женщина, но присутствие ее мужа – Глеба Собакина постоянно раздражало его. Собакин часто безо всякой причины смеялся. Кроме всего прочего он редко мыл руки и почти никогда не смывал за собой в туалете.
– Не обращай внимания, все художники такие! – успокаивала его Соня.
Глеб Собакин действительно был художником. Только рисовал он почему-то одну голую Соню, то сидящую верхом на лошади, то верхом на страусе, то на голове самого Глеба Собакина.
Вместе с собой они привезли раскладушку, на которой теперь поочередно спали то Эскин, то Глеб Собакин, пока один из них удовлетворял в соседней комнате Соню. Самое ужасное, что поразило Эскина, что Соня кричала одинаково во время оргазма, что с ним, что со своим мужем!
Получалось, что она могла с одинаковым упорством любить двух мужчин сразу! Собакин вместе с собой приволок кучу мольбертов, холстов с рамками и красок, и теперь квартира сильно провоняла краской.
Эскин без конца открывал форточку, но это не помогало. Собакин писал свои картины масляными красками.
За один день он мог нарисовать три-четыре портрета своей жены Сони, которую уже давно рисовал по памяти.
Эскин был неприятно удивлен, когда на третий день их совместной жизни Собакин написал портрет Сони, которая сидела верхом на голове безумно ошарашенного Эскина. Особенно у Собакина удачно получились глаза и раскрытый рот Эскина, в который влетала толстая жирная муха.
Эта картина была явно духовно-сексуальным издевательством над Эскиным. Картины Собакина очень хорошо раскупались.
Собакин даже никуда не ходил, ему покупатели сами звонили по телефону и приходили за картинами.
После каждой продажи Глеб Собакин куда-то уходил из квартиры, а возвращался пьяным и невменяемым.
Эскин с Соней сразу запирались в комнате, а Собакин бродил по остальной части квартиры, громко матерился, курил, и обещал их убить, если они ему не откроют.
– Кажется, он сошел с ума, – шептал напуганный Эскин, уже сожалея о том, что продал свой единственный пистолет.
