Она обошла Пирифоя и остановилась позади него, встретившись взглядом с Аидом.
– Ради контроля.
Персефона раньше не понимала, почему Аиду так необходим контроль, но за те месяцы, что они провели вместе, и сама начала желать того же. Богиня знала, что такое быть узницей, быть бессильной, вынужденной выбирать из двух зол – и все равно выбрать наибольшее из них.
– Я хочу контроля, – прошептала она.
Аид некоторое время смотрел на нее, а потом протянул руку:
– Я помогу тебе его добиться.
Его голос грохотал в пространстве между ними, наполняя ее грудь теплом. Она снова подошла к нему, и бог притянул ее к себе, снова прижав к груди.
Пирифой вдруг сделал резкий вдох. Сердце Персефоны заколотилось, когда он зашевелился. Голова покачнулась, глаза заморгали – сонно и растерянно.
Персефону снова пронзил страх увидеть его взгляд, она содрогнулась всем телом. Аид обнял ее за талию, словно чтобы напомнить – она в безопасности. Бог опустил голову, и его дыхание коснулось ее уха.
– Помнишь, как я учил тебя укрощать магию?
Он говорил об уроке в роще, после того как Аполлон потребовал у Аида услугу и взял с Персефоны обещание, что она больше не будет о нем писать. Она искала успокоения среди деревьев и цветов, но нашла лишь разочарование, когда не смогла наделить жизнью пустой клочок земли. И тогда появился Аид – из ниоткуда, словно одна из теней, что он подчинил своей воле. Бог мертвых помог ей укротить магию и исцелить землю. Его указания были пропитаны соблазном, и каждое прикосновение разжигало в ней огонь.
От этих воспоминаний по телу Персефоны побежали мурашки, и она выдохнула сквозь стиснутые зубы:
– Да.
– Закрой глаза, – велел он, легко касаясь ее шеи губами.
– Персефона? – раздался хриплый голос Пирифоя.
Она зажмурилась, сконцентрировавшись на прикосновениях Аида.
– Что ты чувствуешь? – Одна его ладонь скользнула вниз по ее плечу, а пальцы другой, что крепко обнимала ее за талию, властно раскрылись.
Ответить на этот вопрос было не так-то просто – она чувствовала сразу так много всего. Страсть и возбуждение к Аиду. Гнев и страх, горе и чувство предательства к Пирифою. Это был водоворот, темная бездонная пучина, – а потом полубог снова произнес ее имя.
– Персефона, пожалуйста. Я… Прости меня.
Его слова пронзили ее грудь, словно копье. И, заговорив, она открыла глаза:
– Жестокость.
– Сосредоточься на ней, – велел бог. Он прижал одну ладонь к ее животу, а пальцы другой переплел с ее пальцами.
Пирифой сидел, все так же ссутулившись, на металлическом стуле, связанный и пробуждающий в ней злобу. Глаза, которых она боялась, теперь со страхом смотрели на нее, полные слез.
Они поменялись местами, осознала вдруг Персефона и на мгновение замешкалась, не зная, сможет ли причинить
