Эй! – друг тряс меня за плечи.
Я стоял всё так же, глядя на Тадж-Махал, а вокруг столпились обеспокоенные приятели.
– Чёрт подери, как же я рад всех вас видеть… – только и мог сказать я.
– Что случилось-то?
– Перегрелся?
– Воды давай выпей, – Вика протянула мне бутылку.
– Перегрелся, наверно, – выдохнул я, чувствуя, что и сам до конца ещё не осознал, что же произошло…
С тех пор подобное случалось часто, и постепенно я понял основные правила этого процесса.
Во-первых, ситуация, являющаяся «дверью» для такого перемещения, должна быть похожей. Во всяком случае, должно произойти что-то одинаковое в моей жизни, Константина Лазарева, и того человека, которым я становлюсь.
Во-вторых, этот момент должен вызвать во мне более-менее сильные эмоции. Причем годятся любые: радость, злоба, восторг – что угодно, кроме равнодушия.
В-третьих, при перемещении я получал память этого человека, знание языка, даже менял пол, полностью ощущая себя мужчиной или женщиной без каких-либо моральных проблем по этому поводу.
И, наконец, каждый раз, перемещаясь, я ощущал всеми фибрами души, что это я, моё тело, моя жизнь.
При этом время и пространство, похоже, не имели ровным счётом никакого значения, поскольку попасть я мог на другой континент за столетия до своего рождения.
Впрочем, на самом деле, перемещался я лишь в двух людей: маленькую индианку Амрит из начала 18-ого века и немецкого парня по имени Маркус из конца 19-ого. Единожды попав в их тела, я начинал чувствовать их, что давало мне впоследствии свободу попадать в их жизни по собственному желанию. Однако попасть по своему хотению куда-то ещё я, увы, пока не смог.
…От воспоминаний меня отвлёк мамин звонок.
– Дорогой, у тебя всё в порядке? Не заходишь, не звонишь…
– Мам, ну, всего три дня не объявлялся, а ты уж и волнуешься.
– Конечно, волнуюсь! Костя, ты живёшь один как в пещере, хоть бы женился, наконец, всё б мне спокойнее было…
Ну, вот, мама села на своего конька. Ну, как объяснить ей, что моё сердце занято, но эта девушка не моя… Точнее не совсем моя.
Ангелика… Мой милый светловолосый ангел. Однажды, гуляя по берегу реки, я увидел издали девушку в чем-то белом – и попал в уже знакомый туман.
– Птички, смотри! Клеменс, где птички? – Ангелика в длинном белом платье присела на корточки перед малышом, который едва учился говорить.
– Ачки! – довольно повторил наш сын, показывая пальчиком на озеро.
Так я впервые их увидел. Мою семью. Ещё одну мою семью.
– Маркус! – она подняла на меня глаза, полные нежности и любви, и встала, беря за руку сына. – Пойдём к папе.
Я смотрел, как они подходят ближе, и не понимал, как же парень по имени Костя столько лет мог жить без них. Бедняга!.. А ещё мне-Косте вдруг безумно захотелось врезать по челюсти мне-Маркусу за то, что Ангелика не совсем моя.
Она
