style="font-size:15px;"> – Ты, Март, слишком привередливый. Видел бы ты, какие к нам метелки собираются на кастинг, ты бы так не говорил.
– Да я просто, в отличие от тебя, сужу не по объему груди, а по выражению глаз.
– Ой, брось заливать-то! Прямо ты с такого расстояния, да за такое недолгое время рассмотрел выражения их глаз! И потом, глаза соврут, а грудь – никогда.
– Ты забыл, что на свете есть силикон и специальные лифчики.
Пока я невольно прислушивалась к этому диалогу, раздражаясь все больше и больше, по залу пролетел нежный полувздох-полустон и плеск аплодисментов – на сцену вышли двое в смокингах и с гитарами. Но, конечно, вздохи и аплодисменты предназначались только одному. Тому, отлитому из чистого золота, который в луче софита засиял так, что стало больно глазам.
Гитарист сел на стул, Станиславский подошел к микрофону, приглушенно поздоровался и коснулся струн гитары… Улыбнулся, не поднимая глаз и разомкнул безупречные губы:
– В том саду, где мы с вами встретились…
Зал снова тихонько простонал, а я поймала себя на том, что широко, словно на приеме у зубного врача, распахнула рот. Конечно, божество божеством, но я отчего-то никак не рассчитывала, что высшее существо способно, ко всему прочему, еще хорошо петь. Может быть, он еще и думать умеет?
Когда прозвенела и стихла последняя нота романса, зал неистово зааплодировал, а я, очнувшись, обнаружила, что пока на сцене отцветали хризантемы, у меня из рук выпали на пол тюльпаны – и я даже не заметила.
А разговор у меня за спиной, оказывается, продолжался.
– …я бы сказал, фактура прекрасная. И поет неплохо. Зал держит.
– Экран, к сожалению, не сцена. Там вокруг него не будет сидеть пятьдесят влюбленных теток.
– Послушай, ты сегодня что-то совсем не в духе. Давай отдадим эту роль тебе, а? Я с самого начала предлагал. Петь ты умеешь…
– Ну, конечно, и мне придется влезать на табуретку, чтобы казаться выше Графини с ее тринадцатисантиметровыми каблуками и Виолетты с ее ставосьмидесятисантиметровым ростом.
– Да ладно, обойдемся без табуретки, ты у нас будешь невысоким романтическим героем.
– Романтический герой маленького роста бывает только в комедии…
– То есть, если я буду снимать комедию, ты согласишься на главную роль?
– Не лови меня на слове, пожалуйста. Я не…
– Нельзя ли потише?! – яростно зашипела я, оборачиваясь назад и злобно глядя на брюнета. – Вы мешаете слушать!
– День и ночь роняет сердце ласку… – нежно пропел волшебный голос.
Я повернулась обратно к сцене, все еще клокоча от раздражения.
И тут глаза цвета старого золота нашли меня в зале. И я мгновенно забыла и о своей злости, и о тех, кто ее вызвал, и о том, кто я такая, и где нахожусь…
И только крошечная – не больше ногтя
