дурой с розами и дурой с тюльпанами я не вижу.
Я даже не заметила, как стихли аплодисменты – слишком сильно зашумела кровь в ушах. И почему меня так разозлили слова этого… этого… ух, не могу подобрать нужного слова … ну ладно, этого… человека!
– Мы встретимся с вами после небольшого антракта и вернемся из прошлого обратно в наши дни. Во втором отделении я спою для вас песни наших современников, – Станиславский откланялся и исчез за кулисами.
– Антракт! Как своевременно! – брюнет поднялся с кресла.
– Погоди, не торопись, дождемся Виолетту, – сказал блондин.
Я тоже встала, исполненная решимости все-таки пробраться к облюбованному местечку во втором ряду.
Станиславского между тем не отпускала со сцены ненавистная всем зрительницам дама в шляпке и манто. Как выяснилось, ее наряд дополняли перчатки по самые локти. Помогая себе жестами, дама что-то сказала Станиславскому – на его лице по очереди отражались, накладываясь друг на друга, изумление, смущение и радость – и протянула ему небольшую корзинку, полную белых нарциссов. Станиславский взволнованно поцеловал ее обтянутые красным перчаточным шелком пальцы, а меня насквозь прожгло где-то в районе солнечного сплетения.
Дура ты, дура! – одернула я себя. Не успела толком влюбиться, а уже начала ревновать. Он артист, успокойся! Мало ли, кому он целует руки! Мало ли, что он изображает! Он, может, сейчас в образе, и ты никогда уже не узнаешь – в каком. И вообще, неизвестно, где он лучше справляется с ролью – на сцене или за кулисами… Все они играют – кто на гитаре, кто на нервах… Не надоели тебе все эти мастера игры на струнных инструментах? Лучше бы настройщика какого-нибудь поискала…
Пока я распекала сама себя, дама, распрощавшись со Станиславским и позволив ему, наконец, убежать со сцены, уже шла по проходу между рядами в мою сторону.
И тут пришел мой черед разинуть от изумления рот.
Конечно, рассеянный свет и плотная вуаль отчасти скрывали черты ее лица, но остаться неузнанной она могла только в том случае, если бы надела на голову мешок из-под картошки, да и то вряд ли.
Дама в манто оказалась Виолеттой Луначарской.
Все, конечно, знают, кто такая Виолетта Луначарская, но вдруг вы – исключение? И даже если не исключение – кто же откажется лишний раз прочитать что-нибудь про Виолетту Луначарскую? Таких людей нет, кажется, даже среди самых больших ее ненавистников.
Каждый месяц лицо Виолетты появляется на обложке какого-нибудь глянцевого журнала. Про нее ходят сплетни, быстро становящиеся легендами. Ее обожествляют. Ее пародируют. Ее ненавидят. О ней известно всё – то есть, разумеется, практически ничего. Чем больше пытаются о ней выведать, тем с большей уверенностью понимают, что тому, кто хочет о ней говорить, рассказать о ней ничего не может, а тот, кто может – не скажет ни слова. Слава пришла к Виолетте на излете девяностых – до сих пор непонятно, откуда взялась эта слава, и неизвестно, откуда взялась сама Виолетта. Когда
