из шатров шкуры и, греясь на солнышке, начали украшать свою одежду. Они пришивали к кожаным фартукам ракушки и разноцветные шнурки. Пользовались они для этого толстыми нитями из оленьих жил. Сначала надо было проткнуть кожу кремневым шилом, а потом протянуть сквозь отверстие гладкую костяную иглу. Расстояние же, если было нужно, они измеряли расставленными пальцами.
Когда женщины трудятся, они непременно поют:
– Ганга – а – га —
йа – га – а!
Девушки вторят этой песне такими же монотонными высокими голосами:
– Айяя – айяя,
ойяя – ойяя!
Они могут петь так все время, пока заняты работой.
Копчем принес отцу обожженную в огне и уже остывшую статуэтку. Она вышла хорошей, не треснула от жара.
Ньян намазал ее жиром и растер по ней чуточку пепла, а потом повесил в своем шатре[9]. Теперь жена всегда будет с ним, и он не останется в одиночестве.
Ближе к вечеру вернулись охотники. Добыча их оказалась небогатой: две лисицы, которых редко кто ест, да олененок.
Мамонтенок с товарищами принес двух сурков с Павловских гор, двух некрупных зайцев и нескольких куропаток.
У вечернего огня шел разговор о новом предводителе. Причем шел весьма бурно. Мужчины в один голос жаловались на дурные порядки в племени, но немедленно начинали ссориться, когда кто-нибудь предлагал способ все поправить. Охотники соглашались с теми, кто говорил о необходимости выбора нового вождя, но стоило лишь прозвучать какому-нибудь имени, как тут же поднимался страшный гвалт. Недостатки находили у любого.
– Этого не хотим! – всякий раз кричали охотники.
Никто не хотел слушать соплеменников и подчиняться решениям других охотников. Каждый защищал то, что сам считал единственно верным. Все сердились, перебивали друг дружку, говорили одновременно, так что скоро собрание стало напоминать свору громко лающих псов. В конце концов все разбрелись по шатрам, не приняв никакого решения. Из некоторых жилищ долго еще слышалось недовольное бурчание тех, кто никак не мог забыть, что, как он хотел, не вышло.
– Я сторожу ночью! – заявил Мамонтенок оставшимся у костра охотникам. Он страшно злился на росомаху и хотел нынешней ночью выследить ее. – Кто со мной? – спросил он.
Тут же поднялся старый Лохмач и подошел к Мамонтенку.
Острый на язык Визгун крикнул от своего шатра:
– Лохмач сторожит? У росомахи радость!
Но на эти злые слова внимания никто не обратил. Все знали, что Визгуна лучше не трогать.
Копчем с верным Бельчонком притащили несколько шкур и устроились перед шатром Ньяна. Они тихо переговаривались – тоже хотели поохотиться ночью на росомаху. Даже приготовили новые копья с острыми костями на концах.
Стойбище засыпало.
Мамонты
До
Эту редкость нашли в 1925 году, и в мире она известна как Вестоницкая Венера. –
