подражать движениям хоботка трудолюбивой пчелы, пьющей нектар.
Ему показалось, что он очутился на седьмом небе, куда допускаются лишь самые юные и прекрасные из богов.
Наконец Хисвет оторвалась от его рта и, держа лицо так близко, что свежий шрам от Кошачьего Когтя представился Мышелову в виде розовой ленты с голубыми краями, идущей от изящнейшего носика к гладкому бархатистому подбородку, прошептала:
– Ликуй, очаровательный воин: ты лично поцеловал в губы барышню Ланкмара, а это само по себе уже невообразимая фамильярность, причем этой барышней была я – а это интимность просто небывалая. А теперь, воин, обними покрепче Фрикс, а я тем временем буду услаждать твой взор и лелеять твое лицо – воистину благороднейшую из частей тела, забрало самой души. Разумеется, это ниже моего достоинства – ведь не пристало богине чистить и умащивать маслом сапог простого солдата, однако знай, что делать это я буду с радостью.
Между тем шустрые пальчики Фрикс уже расстегивали его пояс из крысиной кожи. Легко скользнув вниз, он едва слышно упал на упругий, коротко подрезанный дерн, который в тени укромного дерева казался почти белым.
– Не забудь, твой взор должен быть направлен лишь на меня, – с едва заметной, но вместе с тем настойчивой укоризной шепнула Хисвет. – Я не буду ревновать к Фрикс, только пока ты не будешь обращать на нее ни малейшего внимания.
Хотя освещение в беседке оставалось все таким же мягким, Мышелову показалось, что внутри стало светлее, чем снаружи. Быть может, наконец поднялась ущербная луна. А может, мерцание слетевшихся на нектар огненных жуков, светящихся ос и ночных пчел сосредоточилось именно здесь. Несколько насекомых лениво кружили по беседке, вспыхивая и снова угасая, словно летающие самоцветы.
Мышелов, еще сильнее сжимая стройную талию Фрикс, сбивчиво бормотал, обращаясь к Хисвет:
– О белая принцесса… Ледяная правительница желаний… Морозная богиня чувственности… О сатанинская дева…
Под аккомпанемент этих слов Хисвет чуть касалась губами век, щек и уха Мышелова, проходила по ним, словно крошечными грабельками, своими длинными серебристыми ресницами, возделывая нежный цветок любви, поднимавшийся все выше и выше. Мышелов хотел было одарить ее ответной лаской, но Хисвет удержала его губы своими. Нежно проведя языком по зубам девушки, Мышелов отметил, что два ее передних резца вроде несколько больше, чем следовало бы, однако в ослеплении страстью это показалось ему лишь еще одним признаком ее совершенства. Да что там: окажись даже, что Хисвет обладает какими-то чертами дракона, гигантского белого паука или крысы, коли на то пошло, – он лишь голубил бы эти черточки все без разбора. Даже если б над головой у нее вдруг возникло членистое и склизкое белое жало скорпиона, он запечатлел бы на нем любовный поцелуй… хотя нет, это было бы уже слишком, внезапно решил Мышелов… но с другой стороны, а почему бы и нет? – тут же подумал он, когда ресницы Хисвет легонько пощекотали
