родственниках заботились, вкусно кормили и не задавали лишних вопросов.
Я любил своего отца, и он меня тоже, хотя наши отношения и не всегда об этом свидетельствовали. Он любил охоту, а я шел на уступки, соглашаясь в виде одолжения пострелять вместе куропаток. По его мнению, если мужчина не любит оружие, – это противоестественно.
Не знаю, в чем тут дело, но стоит надеть охотничий костюм – и люди превращаются в каких-то бездушных существ. А как они хвастаются после охоты! Сколько раз отец буквально заставлял меня сидеть молча за ужином, когда он и его друзья рассказывали о своих подвигах. И я с ужасом слушал их рассказы. Однажды между нами возник спор:
– Ты ничего не понимаешь в охоте! – воскликнул он. – Каждый мужчина должен любить оружие!
– Вздор, – ответил я, – убивать ради удовольствия? Это не по-человечески. Быть может, когда ты нажимаешь на курок, чувствуешь себя всемогущим? Я не вижу в этом необходимости. Я терпеть не могу охоту. По мне, она порождает даже в превосходных людях самую безобразную жестокость. А как вы, охотники, любите хвастаться! Сколько раз я сидел за ужином с тобой и твоими друзьями и ужасался. Как же быстро вы превращались в самохвалов!
– Отвечать отцу, да еще такими словами, крайне нерелигиозно, да и вообще наш менталитет не одобряет этого. Ты осмеливаешься отвечать мне?! Это богохульство. В моем доме есть свои законы, которые приняты еще моими предками! – заорал он, ударив ладонью по столу.
– Я категорически отказываюсь пользоваться законами твоих предков. Я могу уйти?
– Если ты осмелишься возражать, то больше никогда не войдешь в мой дом!
Мне показалось, что отец посмотрел на меня свысока. Я с трудом сдержал себя, чтобы не ответить ему, что он сильно преувеличивает собственную важность. И в самом деле – эта ноша стала для меня тяжеловата, но я не рискнул уйти.
– Я очень надеюсь, что ты верно понимаешь мои слова. Не будь упрямым, как мать, – если ты признаешь свою ошибку, я готов забыть наш спор. Думаю, ты не забыл, что я собираюсь оставить тебе все свое богатство по завещанию. А ведь я могу в любое время передумать. Я вправе отдать деньги кому пожелаю, – заявил он, уже окончательно выходя из себя. – И поверь мне: если ты меня доведешь, то я пожертвую все до последнего маната на благотворительность. Помни, что я – единственный человек, который может сделать тебя богатым.
Я был твердо убежден, что отец проживет еще много лет, сживая со свету своих родственников и в частности меня. Я почему-то был не уверен, что переживу его, но знал одно: что не хочу жить, подчиняясь крайне невежественному человеку, хоть этим человеком и был мой отец.
Тем временем он, трясясь от ярости, продолжил:
– У нас много бедных родственников, да и вообще кругом нищета, разве ты слепой?
Я молча ушел в библиотеку, куда отец никогда не заходил, и где его грубый беспощадный голос был не слышен.
