на все. С моим отцом они ссорились каждый день. Он в такие моменты говорил ей все, что в голову приходило, стараясь задеть ее как можно больнее. Словесные оскорбления отца причиняли ей боль, сравнимую с физической. Отец обвинял во всех своих несчастьях жену, а не Аллаха или себя. Чем грубее он был, тем острее она это чувствовала.
Каждый раз отец безудержно выкладывал весь свой запас бранных слов и упреков. Они текли из его рта, как поток нечистот. Он выплевывал слова, заикаясь, голос его срывался, но он овладел человеческой речью словно бы специально для того, чтобы бросать в мать ругательства и оскорбления. Он всегда затыкал ей рот.
Я часто, приложив ухо ко дну стакана, приставленного к стене, подслушивал их разговор. Помню, как однажды, слушая эпизод их ссоры о своем будущем, сжимал в руках книгу «Дон Кихот».
Тогда я заканчивал четвертый класс.
– Все решено.
– Что именно? – тревожно спросила мать.
– Я договорился, он будет учиться в медресе.
– Ты говоришь невозможные вещи! Скоро двадцать первый век.
– Я так решил. Рот закрой, – грозно ответил отец. – Пусть изучает Коран. Он мой сын.
Мать всегда очень переживала, когда отец говорил обо мне лишь как о своем сыне, будто только он имеет полное право распоряжаться мной.
После долгого молчания я услышал, как, заикаясь, мама сказала:
– Я не хочу, чтобы мой сын стал фанатом религии. Он уникальный ребенок, совершенно уникальный.
Отец хлопнул ладонью по столу.
– Это совершенно меня не волнует, уникален он или не уникален: по мне, все дети одинаковые. И запомни: мой дом – это мой дом. Мой сын – это мой сын. Все решаю я, и точка.
Я ненавидел арабский язык и его буквы. От злости на отца я швырнул книгу в сторону и начал стучать по стене руками, только, кажется, родители меня не слышали. Позже я успокоился и услышал голос мамы.
– Мы должны учить его важным вещам, чтобы он мог стать многогранным человеком. Он очень умный мальчик.
К моему удивлению, отец промолчал.
Признаюсь, когда меня назвали умным, я не чувствовал гордости. Я и только я знаю, какой я. Умный, толстый, высокий… Меня это не волновало.
Я был единственным ребенком в семье. Родители, каждый из них, желали вырастить из меня нечто необыкновенное. У них для меня назначена была высокая планка. У отца своя – чтобы я учился в медресе, изучал арабский, как свой родной язык, любил охоту, продолжал дело наших предков. Мать хотела, чтобы я знал несколько европейских языков и стал врачом. Это была ее мечта.
Буквально через несколько дней после их спора, который я подслушал, отец наставил на меня указательный палец, словно пистолет, и громко сказал, что я обязан делать все, что он говорит, без объяснения.
– Ты должен учить арабский язык.
В поисках поддержки я посмотрел
