из квартиры. Бегом преодолела несколько этажей, выскочила на улицу. И сразу наткнулась на деда. Тот стоял у подъезда, щурясь от яркого солнца.
– Ты чего тут делаешь? – пробурчала Лерка.
– За тобой приехал.
– Ну, конечно! Врёшь!
– Чего мне врать-то? Сказал за тобой – значит за тобой.
– Ага, а вчера где был?
– Дела у меня были.
– Водку пил? – выпалила Лерка и сама испугалась сказанного, голову опустила.
Дед только захохотал, потрепал за ухо:
– С доктором разговаривал. Лечится поедем.
– Куда? – спросила Лерка.
– В область, а не поможет, в Москву.
– А деньги откуда?
– Скопил немножко.
– На похороны?
– На похороны.
– А ты как же.
– Ничего. Как-нибудь похоронят. Не оставят на земле лежать.
Лерка заплакала:
– А вдруг меня не вылечат?
– Вылечат!
– Не вылечат!
– Тогда слепой останешься! – захохотал дед, и увидев изменившееся лицо внучки, добавил:
– Какая же ты, дурёха! – неуклюже обнял и прижал к себе. От него сильно пахло чесноком, немытой одеждой и ещё Бог знает, чем.
И вот этот в общем-то неприятный запах показался Лерке самым родным и близким. И она вдруг поверила, что всё будет хорошо.
Леркино счастье
1
Ровно двадцать один день продлилось Леркино счастье. Началось оно хмурым мартовским утром, когда промчался по двору Юрка Савостин, обернулся неожиданно, улыбнулся широкой улыбкой и показал Лерке большой палец. А потом снова умчался. Было это ещё и не счастьем вовсе, а лишь его предвестником, крохотным звоночком, первым и таким долгожданным.
Дело наверняка в новых очках. На прошлой неделе приезжал папа, и Лера вместе с ним, дедом и папиной женой Лидой ходила в «Оптику». Вид у папы был страдальческим. В его памяти ещё было живо воспоминание о бывшем тесте, гоняющимся за ним с топором. И только присутствие Лиды, вцепившейся в его руку мёртвой хваткой, удерживало мужчину от позорного бегства.
– Выбирай, что нравится, – великодушно предложил дед.
– За чей счёт банкет? – пробормотал папа, но, получив тычок от жены, замолчал.
Лера выбрала тонкую золотистую оправу с резными крылышками по бокам.
– Вот эту нам! – сообщил дед. – И стёкла эти… чтоб не царапались!
Увидев окончательную сумму, папа побледнел и беспомощно заозирался:
– Иван Андреевич, вложитесь? – заикнулся было папа, на что дед демонстративно отвернулся и направился к двери.
Дело точно в очках. В чём же ещё? Точно не в Леркином лице или фигуре. Красавицей она себя не считала: лицо
