за прошлые дни, – это ловушку в русской партии. И на пятом ходу мой оппонент вынужден был отдать ферзя за коня. Ходы мы делали очень быстро, и в результате партия закончилась меньше чем за десять секунд.
Адепт общения, заявивший, что результат его не интересует, стал пунцово-красным и выдавил из себя:
– Хорошо ещё, что не детский мат.
Мне стало немного жалко моего партнёра, и я пообещал, что никто не узнает о данном событии, на что тот ответил:
– Что мне кто-то, когда об этом знаю я.
Потом, глубоко вздохнув, напарник внимательно оглядел меня и с плохо скрываемым раздражением спросил:
– А фамилия у тебя не Петров будет? Больно ловко ты меня в русской партии подловил.
– А почему моя фамилия должна быть Петров? – удивился я, не понимая вопроса.
– Русская партия ещё называется защитой Петрова, – пояснил он и добавил: – Может, ещё сыграем?
– Пётр Карпович, это единственное, что я знаю в шахматах кроме общих правил, – откровенно признался я. – Вчера подсмотрел в книжке. Поэтому если вам принципиально важно отыграться, то я сразу сдаюсь.
– Да ладно. Что значит отыграться? Мы же просто с удовольствием проводим, так сказать, свободное время, и счёт здесь не имеет никакого значения, – рассуждал Пётр Карпович, записывая в своём блокноте сегодняшнюю дату, и, узнав мою фамилию, дописал: «Хромых – Треумов. 1:1».
После чего немного успокоился и спросил:
– Хотя фамилия Треумов тоже подходит для… – Пётр Карпович развёл руки, как бы обозначая то, чему он и названия дать не может, и добавил: – Вот и у меня фамилия подходит.
Я замялся, не зная, как реагировать на последние слова, но Пётр Хромых благодушно заметил:
– Да ладно, я уже привык, что называют меня в клубе Хромых и по фамилии, и по походке. Тебе уже, небось, рассказали, как я хромать стал? – поинтересовался он, забывая, как мне показалось, результат партии.
– А кто мог мне это рассказать? – спросил я.
– И то верно, – согласился Хромых и добавил: – Лучше уж я сам расскажу, а то другие что-то переврут, что-то переиначат.
эпизод 7-й
Перед началом рассказа Пётр Карпович улыбнулся своим воспоминаниям:
– По молодости я после службы в армии на сверхсрочную остался. И когда года три отслужил, считал себя опытным воякой. Тогда к нам в часть молоденького мамлея, ну в смысле младшего лейтенанта, прислали. Был он сразу после училища и блестел, как юбилейная монета в 1967 году в том же самом году. И как-то отношения с ним у меня сразу не заладились. Может, юмора он не понимал, а может, я всё же пережимал. В тот день, когда он прибыл в часть, я на плацу салаг муштровал. Идет молоденький офицер, я на строевой шаг перехожу и честь ему отдаю. Он, естественно, отвечает. Вдруг остановился, что-то ему показалось сомнительным,
