пекарка, Власовна, на следующий день как раз должна печь хлеб. Все складывалось удачно, возможно, уже завтра получится все разузнать и уехать из этой глуши.
Изба Власовны, одинокой старухи, стояла в самом центре поселения – деревянная, облупленная, давно ждущая покраски. Только резные ставни сияли желтым и зеленым. Видно было, что хозяйка скрупулезно следит за ними и регулярно подновляет, методично проходя кистью каждый завиток.
Сама Власовна вышла к гостье заспанной, нечесаной, в длинной ночной рубашке. Она уставилась на Нину и долго смотрела на нее молча, разглядывая с головы до пят, как будто не слушая объяснений и просьб.
– С Москвы? – грубовато переспросила старуха, развернулась и утопала в свою комнату.
Нина шагнула в горницу, сдаваться она не собиралась.
Из темноты раздался громогласный голос Власовны:
– А че, напеку я хлеба-то. И для Москвы напеку!
Она появилась минут через десять, с аккуратно забранными под разноцветный платок волосами, в прямом темном платье, слегка облегающем массивные выпуклости. Бабка строго, исподлобья взглянула на Нину и прошла на кухню, буркнув:
– Пади сюда-то!
На кухне Нина увидела наконец русскую печь. Когда-то побеленная, но теперь немного засаленная, она высилась в углу, уходя в потолок широкой трубой. Нина внимательно рассматривала каждую деталь. Она уже прочитала о различных вариантах устройства русских печек, и ей нужно было выбрать оптимальную конструкцию для стандарта, который потом пойдет на «внедрение в массы».
Власовна молча натянула поблекший фартук, густо пропитанный отсыревшей мукой, и сказала:
– Для тебя одежки нет, близко не подходи, запачкашь. Хошь – смотри. Тока не подходи!
Хозяйка говорила короткими, обрывистыми фразами, но будто сцепляла их в одно большое слово, немного вытягивая окончания. Только расцепив обратно эти слова, можно было понять, что она говорит.
Нина не боялась грубости бабки; она приехала с определенной целью и не особо надеялась на гостеприимность, потому не обиделась. Сложив руки за спиной, москвичка послушно замерла в углу.
Власовна поставила на стол большой чан с тестом и пояснила:
– Тестообычное, замесилавчеравночь. Мукаводасоль эта…
Нина кивнула, в голове повторяя и осмысливая, что трындычит старуха.
Бабка расставила на столе круглые сковородки и ловко выложила на них кругляшки бледного теста. Раскладывая, затянула какую-то скулящую старую песню, сначала тихонько, словно стесняясь, потом все громче. Видимо, это была ее привычная молитва на хлебопечение. От музыки своей бабка подобрела, на лице появилась кривоватая улыбка. Она накрыла все сковородки большим цветастым полотенцем и повернулась к печи.
– Теперь огонь надо, – сказала она то ли себе, то ли гостье, наверное, все-таки считая себя обязанной комментировать процесс.
Сбоку
