принять за жилье эпохи Регентства.
– Шесть, – бросив ключи в вазу рядом с дверью, добавляет Мэл, поворачивается и притягивает меня к себе.
Я таю в его объятиях.
– У тебя шесть братьев?
Я прижимаюсь к его горячему телу, терзаемая удивлением и завистью.
Мэл пожимает плечами:
– Нас семеро. У меня пять братьев и сестра. Мы же католическое семейство. Дез – старший. Еще у меня пять племянниц и четыре племянника. Не заставляй меня пересчитывать домашних питомцев.
Я откашливаюсь.
– А твой папа?
– Скончался совсем молодым. В сорок лет от сердечного приступа. Я был мальчуганом, когда он помер. Ему же хуже, потому что я слишком плохо его помню, чтобы скучать.
– Мне жаль, – все равно произношу я.
Мэл берет меня за руку и ведет на узкую старую кухню с желтым ветхим уголком. Парень толкает очередную дверь, и мы оказываемся на заднем дворе. Даже в темноте я вижу, какой он огромный. Здесь есть несколько раздельных выгонов, где их семья наверняка держит скот.
Не представляю Мэла фермером. Очевидно, как и он сам, ведь в качестве заработка выбирает уличное пение. Мэл ведет меня к газону и велит ждать здесь. Он исчезает в доме и выходит с одеялами, бутылкой виски и оранжевой пачкой какого-то печенья. Мы ложимся рядышком на траву и смотрим, как прячутся за облаками звезды.
– Ты веришь в Бога? – Я жую печенье с шоколадной глазурью. Намного проще задавать странные вопросы, когда тебя поглощает темнота. Краем глаза вижу ослепительную улыбку Мэла.
– Когда мне удобно.
– А когда тебе удобно?
– Когда нужно перекинуться с Ним словом или перед чемпионатом мира по футболу, когда Ирландия нуждается в молитвах. Моя очередь задавать вопрос.
Я уже закатываю глаза, поражаясь своим телепатическим способностям.
– Почему тебе не нравится шрам?
«Родимое пятно», – так и тянет поправить.
– С чего ты взял, что мне он не нравится?
– Ты не хочешь о нем говорить, – отвечает Мэл.
Я вздыхаю:
– А за что его любить? Он уродливый. Заметный.
– Это самое красивое, что в тебе есть. Благодаря шраму ты не просто красивая мордашка, – признается он.
Я качаю головой. Не хочу даже думать об этом.
– Моя очередь. Чувствовал ли ты когда-нибудь, что все мы просто горим в одиночку?
– Постоянно, – хрипло говорит Мэл. – Но с тобой меньше. Моя очередь: ты когда-нибудь кончала с парнем?
Я давлюсь крошками от печенья и хмуро гляжу на него. Он все так же невозмутимо смотрит на звезды.
– Мэл, какого хрена?
– Прости, но, по-моему, твой вопрос, верю ли я в Бога, такой же личный. Да ведь ты больше никогда меня не увидишь, забыла? Кому я скажу? Своей придурочной овце?
Он прав. У нашего небольшого мирка
