Пестик Бомбей себе оставил. Сека взял «Ролекс», я телефон TeleTak250. Студенту отдали барсетку. Сходили к Невcким баням в ларьки, взяли «Абсолюта», красной икры и рогалики. Помянули. Не помню, как звали уже. Давно было. Да и не важно.
Ну, хорошо… Вру. Помню. Дмитрий. Свечку ему ставлю.
Назавтра опять на Гаврскую. До вечера проколупались, но стенку добили. Поехали к Олегу на Чёрную речку, в офис.
Олег каждому по тридцать баксов отсчитал. Заранее договаривались, что сразу будет актировать.
– Нормально всё? – спрашивает.
– Нормально, – отвечаем.
– Приезжал хозяин?
– Приезжал.
– А то делся куда-то. На трубу звоню, не отвечает. Мне окна заказывать, его нет. С такими только по предоплате. Видали рожу? Мочканут на стрелке, попадёшь на бабки. Ладно, в следующую субботу поедете на Ватутина подвал под магазин углублять. Надо бетон вскрыть и метр грунта снять. Компрессор и молотки подгоню. По восемьдесят на брата.
– Нормально, – говорим.
Я из офиса позвонил Марье – подошла Мзевинар. Поздоровался, попросил позвать. Мзевинар грохнула трубку на стеклянный столик. Я его хорошо помню, в прихожей стоит.
– Иди. Беркутов твой.
Минут десять трепались ни о чём. А о чём трепаться? Я думал к ней поехать, а там мать.
– Фолкнер из Америки вернулся. Квартиру купил. Замуж зовёт.
– Пойдёшь?
– Думаю.
– О чём думаешь?
– Он наркоман. От таких дети с двумя головами рождаются.
Фолкнер к тому времени уже реально торчал на чёрном. Начинал-то, как все, с травы и таблеток. Он траву ещё как только у нас поселился что сигареты курил. Косяков десять в день. Говорил, что помогает от болей в спине. Мол, у него протрузии какие-то от горных лыж. Врал, наверное. Траву с собой из Америки привёз. А через неделю нашёл, где на районе брать. Осенью вообще договорился с ментом из УБНОН[6], тот его снабжал, Фолкнер толкал. У ментов этого добра без счёта. Раз в месяц менты отправлялись на утилизацию. Выезжали за город на пустырь и жгли. А сожгли, не сожгли, никто же не проверял: актировали и ладно. Начальник их на новой семёрке бэхе катался. Наверное, не всё сжигали. А потом ещё и чёрное пошло в город. И до хрена его. Фолкнер подсел.
Я ему как-то заехал в глаз, когда на нашей кухне шприцы нашёл. Хочешь дуть, дуй. Никто слова не скажет, ещё и пыхнем с тобой. А этого говна нам тут не надо. Фолкнер не обиделся, но пропал. Не знаю, где кантовался. У Марьи, знаю, бывал. Ванна пустая стояла. А потом в Америку уехал в наследство вступать.
– А что? И правда, выходи за него. Получишь американский паспорт.
Марья бросила трубку. Я постоял с минуту и позвонил Водневой. Она жила на проспекте Просвещения в панельном доме. Уже выйдя из лифта, почуял, как пахнет яблочной шарлоткой. Воднева открыла и с минуту молча смотрела на меня. Наверное, хотела пробудить во мне вину. Вины во мне не было. Я спросил, где ванная, прошёл, заперся,
Управление по борьбе с незаконным оборотом наркотиков.
