и регрессии Мирового океана. Когда-то, кстати, оно было солёным. Вообще, всё было похоже на то, что сейчас, но чуть иначе. Что такое восемьсот тысяч лет по геологическим меркам? Фигня полная!
Флора и фауна тоже приблизительно те же. Всякие травоядные жрут всякую траву и бродят под всякими деревьями, на них охотятся хищники, на хищников потом, уже ближе к концу, находятся чуваки с камнями и каменными топорами. Ледники то тают, то нарастают, речки текут, меняют русла, горные породы выветриваются, разрушаются, камушки катятся, перемалываются. Из органических останков глина и суглинки, в водичке торф и сапропели. И всё это весьма разнообразно и толстым слоем как минимум по всему северному полушарию. Причём вне зависимости от того, что это самый короткий период развития земли, «мощность» отложений в некоторых местах самая большая из континентальных.
Про песочек, глины, супеси и суглинки ты всё поняла. Но добавь к тому россыпи драгоценных камней, золотые россыпи и прочее. Что за золото моют на Колыме? Ну да, это рассыпное золото из четвертички. Если точнее, то аллювиальные отложения, стало быть, те, которые вначале отваливаются от коренных пород, а потом переносятся речками. Кстати, речки же и размывают эти коренные породы.
Бывают ещё элювий, пролювий, делювий и много других типов четвертичных отложений по типу выветривания и переноса. Например, я тебе говорил про моренные отложения, это то, что тащил ледник. Все эти огромные бульники и бульники поменьше.
Но та синяя глина, на которую ты брезгливо указала пальцем и обозвала четвертичкой, наоборот, самая древняя глина на планете – кембрийская.
Первый раз из больницы Марью я один встречал. Это в третьем году было, летом. Бомбей только в холдинг попал, ему никак, Сека рекламу Fillips на крыше монтировал, тоже не вырваться. А у меня уже «аудюха» была, А4, белая. Работал тогда дикарём в недвижке, это ещё до холдинга. Свободный график, работаешь, когда хочешь. Показы там, все дела. В холдинг меня только в шестом году Бомбей по знакомству устроил, а тут сделку закроешь – можно жить. Марья после лучевой лысая, ну и вообще какая-то худая. Однако весёлая. Говорит, мол, всё зашибись. Никаких метастаз, часть организма вырезали, но нет худа без добра – дальше уже без залётов будет. Сомнительный, конечно, плюс. Тут все поголовно трихомонады и СПИДа боялись, а не беременности. А может быть, это она так себя успокаивала.
Вечером сидим, бухаем. Вернее, я бухаю, а Марья так, вприглядку. Ей после всех этих больничных дел ещё месяц нельзя. Мзевинар в первом ещё умерла от инсульта. Марья одна в квартире, никто не помешает. Звонок в дверь. Я открыл, а там Олег с огромным букетом. Натурально охапка роз. Ну, я всё понял. Посидел ещё полчасика, да и оставил их.
Ехал пьяный к себе на Горьковскую прямо по трамвайным путям. Июль. Стёкла опустил и «Losing My Religion» на полную громкость. Старьё уже, но вставляет. Я, когда был студентом, вот так и мечтал: белая «ауди», и «REM» из колонок на полную громкость.
