Каждый раз в этих снах мать выглядела по-другому – но мне было одинаково грустно просыпаться.
Шло время. С деревьев облетели листья, похолодало. Мы с Никто с утра до вечера готовились к зиме, и мне стало не до мыслей о матери и городе, будущем и прошлом. Целыми днями я запасала хворост и ставила силки, ловила рыбу и обрабатывала шкуры, утепляла стены хижины и чинила одежду, рубила корешки и варила настойки. Никто научил меня всему – если бы не он, я бы не пережила ту зиму.
Когда выпал первый снег, мы вернулись к разговору о чудесных свойствах синего стекла. Понюхав воздух недалеко от древних каменных плит, поросших мхом, Никто поманил меня к себе и протянул стеклышко.
– Здесь, может, и увидишь что интересное, пустая Ленна.
Я приложила стекло к глазам и чуть не выронила его от неожиданности. Передо мной, облокотившись на каменную плиту, стояла высокая темноволосая девушка, бесплотная, полупрозрачная. Там, где следовало быть ногам, клубился туман. Девушка смотрела сквозь меня и лес – на что-то, что мне не дано было разглядеть даже через синее стекло.
– Кто это? – прошептала я.
– Призрак. – Никто осторожно убрал собственное стеклышко в карман. – Они безопасны… Чаще всего. Если не накормить их кровью, так точно. Всего про них я не знаю. Но знаю, что… как и мы, они – след надмагии.
– Они тоже не помнят себя?
– Это мне неизвестно. Но думаю, что они постоянно живут во втором слое, да… И сдается мне, что там, во втором слое, они помнят себя куда меньше, чем мы – здесь.
Я не знала, позавидовать призрачной девушке или посочувствовать. Никто быстро потерял к ней интерес и продолжил проверять наши ловушки, а я еще долго стояла, держа синее стекло в дрожащих от холода пальцах, пока призрак не растаял в воздухе.
В тот же вечер Никто рассказал мне, какие травы могут изгнать призрака, а еще как выглядят следы надмагии через синее стекло.
Холода крепчали, а снег перестал таять. Иногда по утрам в нашей хижине было так холодно, что вода в кадке для питья и умывания схватывалась тонкой корочкой льда. Я не могла заставить себя вылезти из-под горы тряпья, и Никто приходилось подолгу будить меня.
– Давай, пустая Ленна, вставай. Хочешь, чтобы Никто один все делал сегодня? Не выйдет! Нет-нет!
Однажды я промочила ноги и заболела. У меня был сильный жар, а голова казалась налитой железом. В тот день Никто не стал говорить: «Давай, пустая Ленна, вставай!» Сквозь тяжелую болезненную дрему я слышала, как он ахал, охал и суетился вокруг, подбрасывая драгоценный хворост в очаг и подтаскивая мою лежанку поближе. Он поил меня отварами и вытирал лоб, заставлял меня пить, пить, пить и укутывал во все тряпье, что было в доме, чтобы вместе с потом вышла болезнь. Я не думала, что выкарабкаюсь, но Никто был уверен, что я смогу, и под его «да-да-да» я пошла на поправку. После этого еще целую
