Да и сам я не хочу этого.
– Любовь либо есть, либо ее нет. Если ее нет, нечему подчиняться.
Джиллиан знала это с детских лет. Сколько бы ты ни пытался, ты не сможешь заставить человека полюбить тебя.
Любовь нельзя получить силой, как и отказаться от нее по собственной воле. Джиллиан готова была отказаться от встречи с бабушкой и дедом, никогда не увидеть своих родителей – если бы за это ей была дарована сила покончить с волной страдания, которое, казалось, поглотит ее без остатка.
– Ты сказала, что любишь меня. Мне очень жаль. – В темно-карих глазах Макса, кажется, действительно теплилась жалость. Это ударило ее сильнее, чем его слова: ее искренность словно подтверждала правдивость сказанного.
Боль сжимала тисками ее сердце, терзала все тело – физические мучения были столь же тяжелы, как душевная боль. Джиллиан едва могла дышать, она с трудом держалась на ногах.
Ему очень жаль.
Ей хотелось плакать, кричать, но она усилием воли сдержала слезы, не дав своей боли выплеснуться наружу.
– Убирайся. – Это слово она произнесла очень тихо, но знала, что он ее услышал.
– Ты действуешь нерационально.
– С первого нашего свидания ты очень старался скрывать наши отношения от прессы.
– Да.
Джиллиан не стала спрашивать почему. Его объяснения ее больше не интересовали.
Ей хотелось только, чтобы он ушел. Тогда она сможет выплеснуть свою боль. Он не должен этого видеть.
– Ты не думаешь, что, если я сейчас позвоню охране и попрошу выкинуть тебя из квартиры, вся твоя конспирация пойдет прахом?
Услышав эту угрозу, Макс изумленно посмотрел на нее:
– Ты не вызовешь охрану.
Похоже, он заблуждался, считая, что хорошо ее знает.
Джиллиан с силой вдавила кнопку тревоги, скрытую за неприметной дверцей:
– У тебя есть минута, может – две. Потом здесь будет охрана. Если хочешь встретиться с ними – оставайся.
Произнося эти слова, Джиллиан не повернулась к Максу лицом и не повысила голос. Она понимала, что иначе не выдержит и разрыдается. Раньше Джиллиан никогда не плакала. И сейчас не время начинать.
Только не в его присутствии.
Не тогда, когда страдание, кажется, вот-вот разорвет ей сердце.
Макс лихорадочно натягивал одежду, неразборчиво бормоча какие-то украинские ругательства.
В дверях он помедлил. Джиллиан почувствовала это, не оборачиваясь.
– Мне очень жаль, – произнес он.
Он ушел. Джиллиан осталась одна. Под грузом обрушившегося на нее несчастья ноги у нее подкосились, и она без сил упала на пол.
В одно мгновение рухнули все мечты, которые она лелеяла последние несколько месяцев. Все надежды на блестящее будущее, которым она предавалась, забывая о скромном прошлом и настоящем, были с кровью вырваны из ее растерзанного сердца.
Девять
