Валерьяна разбегались глаза. Он сразу и припомнить не мог, когда в последний раз видел в магазине столько всего одновременно.
– Ишь, разложили купцы товар. А недавно ещё пели, что на складах хоть шаром покати, – оскалился мужик в мохнатой ушанке из фальшивого меха.
От цифр на ценниках люд лязгал зубами. За килограмм варёной колбасы теперь запрашивали тридцать пять рублей, за килограмм копчёной – пятьдесят. Свежие карпы продавались по тридцать рублей, курица – по двадцать пять, свинина – п о тридцать семь.
– Специально дожидались, когда разрешат цены вздуть. Народ ободрать думают, паразиты, – недобро проскрипел другой покупатель, долговязый, но щуплый, с болезненным желтоватым лицом.
Его сетчатая «авоська» была пуста.
В смятении Валерьян устремился в хлебный отдел.
«Ну если и там…»
У него отлегло от сердца, когда он увидел, что цены на хлеб поднялись незначительно. За буханку белого хлеба просили только рубль сорок две копейки.
Купив поскорее буханку, он затоптался в нерешительности посреди зала, не в силах решить, что же именно из продуктов следует взять ещё. Большинство из того, что лежало на полках, было не по карману.
Другой гастроном – «Радуга» – находился за три автобусных остановки, но Валерьян, дабы собраться с мыслями, пошёл пешком.
«Стипендия – сорок. Ещё зарплата – девяносто. Всего сто тридцать. А на них выходит: килограмм мяса, пара кур, пачка крупы, от силы – штук двадцать яиц. И всё это – на месяц», – считал он дорóгой.
Он пытался складывать стоимость курицы с крупами и консервами, затем, исключив всякое мясо, стал прикидывать, сколько сможет закупить консервных банок и мешочков крупы, но итог всё равно выходил пугающий. Новая продуктовая плата обрекала его экономить на каждой хлебной буханке, на каждом яйце, на каждой горсти гороха или пшена.
В «Радуге» было то же самое: изобилие выбора и непомерные цены. Только яйца стоили не девять пятьдесят, как в «Рассвете», а полновесные десять рублей, да за говяжье мясо требовали полсотни. Ошеломлённые покупатели возмущались, бранились, пробовали совестить продавщиц:
– Дочка, у меня ж пенсия-то всего семьдесят пять. Ну как я проживу-то с такими ценами? Голодом уморить хотите? – тёрла у прилавка слезящиеся глаза укутанная в махровый платок старушонка. – В войну голодала, когда Гитлер на нас пёр. И вот опять – только без всякого Гитлера…
– Что вы ворочаете-то вообще? Пятьдесят рублей за килограмм мяса? – щекастый седой мужик барабанил пальцем по витринному стеклу, за которым лежали, наваленные на полки, куски свежей говядины. – Вы ответите за этот грабёж! Где ваш заведующий?
Посетители зыркали на продукты, на ценники, на отстранённо-безучастные лица продавщиц.
– У, хапуги-рвачи…
Валерьян, походив по магазину, купил на тридцать рублей три банки консервированной кильки и десять яиц. Никогда ранее не доводилось ему, тратя деньги, испытывать
