этом ни во дворе, ни в коридоре их никто не слышит. Кроме того, конечно, кто стоит с той стороны стены, приложив ухо ко дну тромбона.
Монах с артистом переглянулись. «Только зека нам для полного счастья и не хватало», – читалось в их глазах.
– А на прогулку здесь часто выводят? – завертел головой Тетух в поисках двери.
Бурак удивился оптимизму новенького.
– Какие прогулки?! Мы света божьего несколько лет не видели. Из этого склепа – только вперед ногами.
Павел сорвался с места и начал мерить помещение широкими быстрыми шагами. На его лице застыл неописуемый ужас.
– Да это ж Гуантанамо! Без свежего воздуха и солнечного света я уже через месяц боты заверну…
– Кончай истерить! И без тебя тошно! – стукнул по столу Лялин похожим на гирю кулаком.
Паштет замер на бегу, как стреноженный конь. Затем мужчина подскочил к оперу и встал перед ним в боевую стойку.
На лице Юрия не дрогнул ни один мускул.
– Не бренчи нервами! – повторил он спокойно, сжимая и разжимая в руке пружинный кистевой эспандер – единственную вещь, оставшуюся в его карманах после бандитского аудита. – Думать мешаешь.
– Ах, ты ж лось менторылый! – бросился на него Павел с кулаками.
Лялин сделал молниеносное движение ребром ладони. Ноги Паштета мелькнули в воздухе, и он оказался на полу. Уткнувшись носом в грязный, усыпанный мукой бетон, Тетух принялся пугать капитана ответкой.
– Не прекратишь бузить, свяжу! – пообещал ему Юрий, разминая кисть правой руки.
– А почему у вас такой срач? – обратился он к застывшим с открытыми ртами старожилам. – Уж пол-то подмести можно было?! Вон господин Паштет в вашем свинарнике свой парадный фрак испачкал.
Нервно дернув коленкой, Павел стал подниматься. Минуту назад он выглядел довольно прилично: модная куртка необычной текстуры, джемпер с оригинальным принтом, плотные черные джинсы со множеством накладных карманов, кроссовки из натуральной перфорированной кожи. Все новое, чистое – муха не сидела.
Вывалявшись же в муке, мужчина стал похож на загулявшего мельника. Его короткие, стриженые под «площадку» волосы, лоб, нос, щеки, ресницы – все было кипенно белого цвета. На этом фоне глубокий дугообразный шрам над левой бровью смотрелся как кровавый рубец, а нереально синие глаза – как лесные незабудки на снегу.
Тетух тягуче сплюнул на пол, отряхнулся и неожиданно для всех стал яростно отбивать чечетку.
Впереди идет ГАИ
(вечно пьет не на свои).
А потом ОБэХаэС
(бабы йес и бабки йес).
А потом идет ОУР
(вечно пьян и вечно хмур).
А за ним, задроченный,
Опер полномоченный,
– сопроводил он хореографию вокалом.
– Слезы умиления, аплодисменты, занавес, – три раза хлопнул в ладоши Иван Бурак. – Как говорил
