Фрост замерла с открытым ртом и моей телефонной трубкой в руке.
– Невероятно, – прошептала она, удаляясь.
В дальнейшем ни Фростиха, ни ее супруг-близнец мозги мне больше не компостировали, принявшись за соседей сверху. Но такого безобразия, как моя ночная какофония, однофамильцы нашего юного стукача Павлика Морозова терпеть бы не стали. Практически одновременно с дверью Фростов открылась дверь фрау Беккер.
– Что здесь происходит? – испуганно поинтересовалась бабулька в ночной сорочке, поверх которой была наброшена длинная шаль с кистями.
– Опять Хаусманы хулиганят, – взвизгнула Фростиха, высунув из-за двери голову в дурацком ночном колпаке. – Три часа подряд звонком играют. Мы уже и полицию вызвали.
Слезы облегчения непроизвольно потекли из моих глаз. Я бросилась к фрау Беккер и, захлебываясь рыданиями, поведала ей, что у нас – несчастье. Любопытные Фросты тут же просочились на лестничную площадку и приблизились к нам. Я рассказала, что в последнее время у Петера – неприятности на работе. На этой почве он стал регулярно выпивать, и как следствие – перебои с сердцем. Сейчас он определенно дома, а дверь не открывает. Не иначе, лежит без сознания, а может, и умер уже. А мы ведь совсем недавно поженились. Неужели я овдовела?
Пока я причитала, Фрост № 1 ковырял моим ключом в замке, а Фрост № 2 принесла на площадку свой телефон (в квартиру нас с дочкой не пригласили ни те, ни другая). Я уже при свидетелях провыла в трубку знакомую арию: «Милый, если ты жив, открой!». Милый, разумеется, положил на мой вой с прибором.
Старушка Беккер, припав ухом к нашей двери, комментировала: «И правда, телевизор работает. Телефон звонит. Никак и впрямь несчастье случилось». Версия о том, что их сосед склеил ласты, сомнений не вызывала: ну, какой же нормальный человек в добром здравии выдержит трехчасовой звон в дверь, соседский кипиш и бесконечный телефонный вой супруги. Я зарыдала вголос: «Он умер, умер!» и стала медленно сползать по стене. Светка от неожиданности тоже заревела. В это время командование парадом взял на себя Фрост № 1. Бабульке было приказано вызывать «Скорую», а супруге нести на площадку успокоительные капли.
Полицейские и медики прибыли одновременно. Проведя блиц-опрос присутствующих, толстый Держиморда в полицейской форме изрек: «Всё ясно!», ковырнул ключом замок и с криком: «Полиция!», заменяющим в Германии заклинание «Сим-сим, откройся!», несколько раз ударил в дверь гиреобразным кулаком.
О, чудо! Дверь тихонько отворилась, и на пороге возник наш «покойник» в помятой фланелевой пижамке с весёлым гномиком на животе и перепуганными глазками. От него шел такой выхлоп, что Держиморда, стоявший ближе всех к двери, брезгливо скривился. Я же с визгом: «Живой! Живой!» бросилась супругу на шею, орошая слезами радости его провонявшую дешёвым пойлом пижамку. Петер холодно отстранил меня от себя. Его ненавидящий взгляд говорил: «Устроила балаган, стерва!». Мой же, вступая в немой
