с болью и горечью видел, что из его отца словно вынули стержень: деревенский кузнец в одночасье стал дряхлым стариком. Прохор слышал, как каждую ночь тяжело вздыхает его отец.
И однажды осенью, когда зарядили нескончаемые дожди, Иван подозвал к себе сына.
Слабеющей рукой он погладил Прохора по голове, и тяжело, с одышкой вдруг сказал:
– Плохо мне, Прохор! Помираю я. Понимаю, что нельзя оставлять тебя сейчас, но силы уходят…
Парень вздрогнул от этих слов, понимая, что останется совсем один на всем белом свете. Он не представлял себя без отца, без его любящего взгляда, без слов поддержки и участия.
– Батя, не надо так говорить, – зашептал Прохор, сдерживая подступающие слезы…
– Сынок! Я очень люблю тебя. Так же, как и твоя мама. Мы скоро встретимся с ней на небесах, с моей любимой… И оттуда вдвоем будем наблюдать за тобой, будем оберегать тебя и просить Господа бога сохранить тебя!..
– Нет, батя, нет! – Прохор уже не смог сдерживать слез, обнимая отца и словно боясь отпустить его от себя.
Иван слабеющей рукой, не переставая, гладил рыдающего сына, плача сам и моля Бога о всем лучшем для своей кровинушки.
Через два дня отца не стало – он просто тихо умер во сне… Его похоронили на деньги односельчан, которые вздыхали и жалели ставшего сиротой Прохора.
Парень долго не уходил с погоста, глядя на свежий холмик земли, под которым теперь уже навсегда упокоился его отец.
Мысли, ранее не посещавшие Прохора, тяжело ворочались у него в голове. Глядя на могилу отца, которая еще пахла сырой землей, и на рядом лежащий поросший травой едва видный бугорок – матушки.
«Как странно, – думал юноша, – насколько короток путь человеческий. Только что был человек и нет его: только лишь бугорок остался в напоминание. Все так же поют птицы и светит солнце. Через десяток лет никто и не вспомнит, что когда-то эти люди ходили, радовались, любили и страдали». Бренно все, и даже самые дорогие ему люди тоже бренны. Только эти бугорки и память о них остались у него.
Потом еще месяц Прохор сидел в пустом и уже как будто неродном доме, глядя на закопченные стены и лики святых, взирающих большими понимающими очами на сироту.
Когда пошел первый снег и поля вокруг деревни накрыло белым покрывалом, Прохор встрепенулся. Собрал нехитрый скарб, подпоясался кушаком, одел тонкий зипун и вышел из отчего дома, подперев двери палкой.
Ему хотелось просто идти куда глаза глядят, не останавливаясь, подальше от этого пустого и холодного дома.
Прохор шагал по заснеженной дороге прочь от своей деревни, и от этого стало даже как-то легче.
Словно провидение или его матушка с отцом с небес подсказывали – он решил идти в Москву. Небольшие запасы еды у него давно уже закончились, и он просил подаяние у церквей. Там же просился на ночлег. Проснувшись, он снова вставал и шел дальше – в Белокаменную.
Когда зима медленно стала уступать свои позиции, Прохор подошел к Москве.
Огромный
