начнем. Откуда? Кто и где знает человека лучше всего? В семье, на работе. Поехали!
Трубку сняли после второго гудка, как будто родители покойного ждали звонка.
– Слушаю. Тришин, – голос глухой, бесцветный. Старый.
– Здравствуйте, Владимир Егорович! Позвольте выразить Вам искренние соболезнования…
– Выразили. Дальше. Кто вы и чего вам надо?
– Шацкий. Борис. Специальный корреспондент…
– Достаточно. Никаких интервью не будет. Мне не о чем с вами разговаривать, – связь оборвалась.
Борис, чувствуя себя последней скотиной, набрал номер повторно.
– Извините, Вы неправильно поняли. Мне нужен только ответ на один, всего один вопрос.
– Говорите.
– Вам известно, почему у покончившего… простите, у Вашего сына было прозвище «Тревиль»?
– Тре… Что? Как вы сказали?
– Тревиль.
– Н-нет, мне об этом ничего не известно. И не звоните больше.
Опытные экспериментаторы твердо знают: отрицательный результат – тоже результат. Отрицание бывает разным. Борису стало ясно: отец знает. Но не скажет. Докучать пожилому человеку, потерявшему единственного сына, не следует. Надо искать дальше. Телефон – хорошо, а машина – лучше.
Сворачивая на указателе «Норд Пак Три» к огромному параллелепипеду у порта, Борис был вынужден притормозить, пропуская нагло подрезавший его черный внедорожник. Тот, бесцеремонно проскочив мимо «кирпичей», запрещающих въезд, влетел в ворота и скрылся за углом здания.
А ему пришлось остановиться по команде охранника, предъявлять редакционный пропуск, четверть часа объяснять – он не просто так, а по неотложной необходимости. Чисто из вредности Позоров напоследок заснял цербера, убедив бдительного стража – так надо для пользы дела.
В приемной директора симпатичная барышня с припухшими глазками и размазанным макияжем, явно от недавних слез, попыталась преградить ему путь. Но почему-то прикрыла стройным телом не массивную дверь с табличкой «Директор» и уточнением чуть ниже «Тришин Д.В.», а вход поскромнее, напротив. Без табличек. Боря, для отвода глаз направившись сначала к «главной» двери и таким образом слегка расслабив девушку, в последнюю секунду сменил направление и обошел барьер.
– Простите, вам должны были позвонить…, – закрывая дверь перед носом возмущенной секретарши, репортер повернулся в направлении стола заместителя главы концерна и онемел.
Зам, о котором Борису было уже известно – это Лобов Александр Иванович, тридцати пяти лет, женат, не судим – стоял перед ним в полуголом виде. И не просто, а с двумя гирями в руках. Увидев выпученные глаза визитера, он пробормотал что-то вроде «вот блин, задолбали», швырнул правую железяку к потолку, поймал, отправил на диванчик в углу кабинета. Повторив тот же трюк с левой, бросил: «Отвернись». Борис послушно
