style="font-size:15px;"> Тот малыш, он ведь ей даже нравился. Лиза радовалась, когда его оставляли с ней, доверяя, как взрослой. К тому вечеру она прожила в доме отца уже два месяца. Полюбила свой уголок в гостиной, где ей выделили спальное место. И очень старалась не ненавидеть тощую женщину, ставшую женой отца.
В тот вечер ребенка снова оставили на Лизу. Она хотела искупать малыша. Вычистила ванную, тщательно смыла хлорку, проверила температуру, опустив, как это делала мачеха, в воду локоть, побросала резиновых уточек и разноцветные круги от пирамидки.
Воды было на самом дне – чтобы только поверхность ванной нагрелась и ребенок не замерз. Лиза хотела порадовать младенца и добавить в воду пены. Пена в бутылке кончилась, но Лиза знала, что в кладовке есть еще одна. Она оставила малыша в ванной, пока набиралась вода и пошла в кладовку.
Это ведь всего минута…
За минуту воды в ванной может прибавиться больше, чем двенадцатилетняя Лиза могла предположить.
Она не слышала, как захлебывался ребенок.
Но услышала, как посыпались на пол продукты из сумки мачехи, которая, едва войдя в квартиру, все поняла и бросилась в ванную.
Следующее, что помнила Лиза, это звонкая, обжигающая пощечина.
«Ты упустила свой шанс», – только и сказал отец, отвозя ее обратно в детский дом. Он сказал это, бросив взгляд в зеркало заднего вида. Не обернувшись.
Лиза знала, что видит отца в последний раз.
В ту же ночь она сожгла в ванной детского дома единственную оставшуюся после него игрушку, из-за которой когда-то подралась с мальчишкой. Ее, конечно, сильно наказали. Но это было неважно.
– Снова детский дом. Теперь уже навсегда. Как и ненависть в твоей душе. Потом были наркотики, грабежи. И вот теперь – убийство. Я знаю о тебе все, – чеканя каждое слово, проговорил Сизиф.
Лиза, не отводя взгляд, смотрела на экраны, показывавшие детский дом.
Ночь. Она лежала на одной из коек в спальне для девочек. И очень тихо, так, чтобы никто не услышал, плакала в подушку. Подушка уже почти душила ее. Зато никто ничего не слышал. Даже она сама.
Сизиф выключил экраны. Они снова стали просто белоснежными стенами.
Придя в себя, Лиза резко обернулась к нему и вскочила на ноги, приняв угрожающую позу:
– Не пудри мне мозг, скотина! Я поняла! Это какой-то долбанный эксперимент в психушке. Я знаю про такие! Имей в виду, выродок, меня есть кому защитить.
Лиза начала оглядываться и громко звать:
– Штырь! Штырь!
– Да неужели? – усмехнулся Сизиф.
Он набрал что-то на планшете. На экране появилась квартира Штыря. Сам Штырь с перебинтованными синюшными ребрами занимался сексом с рыжей девицей.
– И если уж мы заговорили о психушке, – продолжил Сизиф, – то сегодня ты из нее, скорее, вышла.
Он поставил монотонно двигавшегося Штыря на паузу.
Лиза обернулась на Сизифа. В ее глазах были боль и непонимание.
