он только что вылез из кровати и собирается довезти меня до школы и вернуться досыпать. На белой ездит толстый Ахмад, молчаливый, аккуратно одетый и сосредоточенный, я его немного побаиваюсь. Он открывает мне изнутри дверцу, я сажусь на переднее сиденье, и машина трогается. Я еду и украдкой любуюсь собственным отражением в зеркале: словно приличная арабская девушка из богатой семьи, которую брат везет в школу.
Понемногу я перестала бояться заходить в класс, и студенты из общей массы стали распадаться на отдельные лица. Вот Усман Ираки, двадцатитрехлетний полный громкий парень из Ирака, который красиво и гладко говорит по-английски, но чересчур самоуверен и делает ошибки в грамматике. Бахтияр Баши – высокий молодой человек с массивными бровями и правильными чертами лица, молчаливый отличник. Тощий Абдулазиз – худой, похожий на швабру из-за взлохмаченных кудрявых волос, отстающий студент, наш сосед, проводящий дни за курением гашиша. Наша головная боль – Вафик, крикливый и неумный юноша, вечно опаздывающий и объясняющий причины.
– Валлах, Тичер Лала! – кипятится он, когда менеджер школы Кемаль (молодой араб, младший брат владельца заведения Мухаммеда аль-Карима) приводит его в класс, отчитав за пятнадцатиминутное отсутствие в начале урока. – Я старался приехать вовремя, но в Пуриме такой трафик!
– Валлах, – склоняет голову невозмутимая Тичер Лала. Она учит арабов уже десять лет и переняла привычку произносить «Клянусь Аллахом» с мягким сарказмом. – Ты живешь в Пуриме и опаздываешь. Но Энни живет в Калахаре и приезжает каждый день вовремя, как так?
Я склоняю голову. Меня одновременно и смешит глупый вид Вафика, который вращает глазами и, несмотря на строгий запрет, возмущенно балаболит на арабском, и глубоко умиляет отношение Тичер Лала. В моей московской школе меня никто никогда и ни за что не хвалил, успехи принимали как должное, а за ошибки стыдили и наказывали. Тичер Лала обращает внимание на все хорошее, что я делаю, даже если это приезд на урок вовремя. От благодарности у меня на глазах выступают слезы, я ниже наклоняюсь к тетради.
Уроки здесь проходят не так, как я привыкла в России. Вначале учитель обязательно спрашивает, кто отсутствует и почему, комментирует происшествия – кто упал с байка, кто чем болеет, у кого был день рождения и что сейчас происходит в Йемене – родной стране большинства учеников. Преподаватели живо интересуются жизнью студентов, переживают за их семьи, уточняют, в порядке ли близкие. Атмосфера в институте почти домашняя, и это меня поражает, даже шокирует. Привыкнув к социальной дистанции и строгости поведения в России, я недоверчиво наблюдаю за каждым повседневным элементом расслабленности. Вот, переваливаясь, приходит Кейт, фыркает и ругается из-за того, что все места на парковке заняты, а при въезде в переулок ее старый пикап подрезал какой-то глупый индус. Рати объясняет материал, сидя перед
