мистическое учение, которое утверждало, что Бог по своей природе добрый, а не карающий. Человек является центром творения. Хасиды стремятся к тесной связи с Богом через выражение восторга, через песни и танцы. Достижение веселия является для хасидов основой религиозной практики. Такой способ общения с Богом должен был помочь еврейским общинам победить ужас от геноцида.
Основателем хасидизма стал проповедник ребе Исраэль Бен Элизер (1698–1760) из местечка Окопы, вблизи Каменец-Подольского. Он жил в Меджибоже на Украине и был также известен как Рабби Исроэль Бааль Шем Тов, или сокращенно Бешт. На основе мистической традиции в иудаизме, сохраненной в Каббале, Бешт создал учение, которое религиозный экстаз и непосредственный мистический опыт ставит выше как талмудической учёности, так и аскетических практик той же Каббалы. Хасидизм быстро распространился из Подолии на остальную Украину, в Галицию, проник в Закарпатье, Венгрию, Бессарабию, Румынию и собственно в Польшу, а также распространился среди ряда общин в Белоруссии
По утверждению Игнатия Шенфельда, почти треть евреев в Гуре Кальварии были Мессинги. Сам Вольф, в отличие от многих других евреев Гуры Кальварии, хасидом не был, но с хасидским учением наверняка был знаком.
В мемуарах Мессинг утверждает, что его отец арендовал фруктовый сад, и с доходы от продажи фруктов кормилась вся его семья. Вольф вспоминал: «Маленький деревянный домик, в котором жила наша семья – отец, мать и мы, четыре брата. Сад, в котором целыми днями возился с деревьями и кустами отец и который нам не принадлежал. Но все же именно этот сад, арендуемый отцом, был единственным источником нашего существования. Помню пьянящий аромат яблок, собранных для продажи… Помню лицо отца, ласковый взгляд матери, детские игры с братьями. Жизнь сложилась потом нелегкой, мне, как и многим моим современникам, довелось немало пережить, и превратности судьбы оказались такими, что от детства в памяти не осталось ничего, кроме отдельных разрозненных воспоминаний».
Шенфельд же заставил Мессинга рассказать о детстве гораздо более красочно, с большим количеством слов и фраз на идише, чтобы подчеркнуть, что русский язык в 1942 году тот знал еще совсем нетвердо. Кстати сказать, в реальности они между собой наверняка говорили на идише, а не на русском. В изложении Шенфельда рассказ Мессинга звучал так: «Отец мой – не хочу сказать блаженной памяти, хочу верить, что он жив – арендовал сады, с которыми была возня от зари до зари. Этот гешефт имел и свой страх и свой риск: кто мог знать, какой будет осенью урожай? Весь год гни спину, вкладывай деньги, а только осенью узнаешь, пан или пропал. Если получался рейвах, отец с этой прибыли расплачивался с долгами и запасался продуктами на долгую зиму.
Я был у отца первым помощником. Мать – да пребудет священным имя ее! – изнуренная родами, выкидышами, тяжелым трудом, рано состарилась и часто болела. Из детей, кроме меня, в живых остались еще два моих младших брата.
Сад
