Получается эдакое экзотическое ассорти из американского ковбоя, английского пожарного и многодетной матери из табора. При этом она, подобно иноземным особям её породы, как кролик перед удавом, замирает при одном только виде бриллиантового блеска.
Лизавета Петровна исключением не являлась. Застывшая с широко открытыми глазами, она была готова сама раствориться в бриллиантовой игре света.
Никодим Емельянович промокнул тихо нос и осторожно, по-интеллигентному, наклонился к уху Лизаветы Петровны и, вкрадчивым шепотком спросил:
– Топорик где?
– А?
– Топорик, говорю, где?
– Какой топорик?
– Маленький с обушком на берёзовой ручке.
– Не знаю…. В сенцах, наверное…
– Будь ласка, принеси-ка.
– Зачем?
– Гвоздик забить, чтобы форменный сюртук не порвать.
– Не извольте беспокоиться. Как вы уйдёте, я сама его по самую шляпку вгоню, а пока, для удобства ваших нервов, пересядьте на другой стул.
– Лизавета Петровна! Шутить изволите? Какое может быть беспокойство в таком пустяшном деле. Мне красивой даме оказать помощь одно удовольствие…
Услышав комплимент, Лизавета Петровна вздрогнула, как кавалерийская лошадь при звуке боевой трубы, мигом устроила лозунг лица и тела из разряда «Я вообще-то, мимо, но, если очень хочется…». Встала, демонстрируя господину следователю все выдающиеся наружу достоинства своей фигуры.
Никодим Емельянович к проискам Лизаветы Петровны остался глух и нем. Более того, шумно высморкался, пресекая тем самым все её амурные авансы.
Оскорблённая в своих далёких поползновениях, госпожа Лопатина заложила телом крутой вираж и, крутанула задом великолепную восьмёрку. Мол, посмотри полицейская морда, какое счастье проплывает мимо, удалилась в сенцы для поиска топорика. Вернулась скоро, держа в руках, действительно маленький, но по виду довольно увесистый топорик с белой берёзовой ручкой.
Никодим Емельянович взял его в руки и, забыв о гвозде, начал его внимательно изучать.
Лизавета Петровна обеспокоилась странным поведением следователя:
– Что вас ещё интересует?
– Меня-то?
– Ну да, вас?
– Один нескромный вопрос к вам. Можно даже сказать личного свойства…
Лизавета Петровна воспрянула духом и подумала про себя: «Ага! Харя мокроносая! Захотел-таки моего мясца!», а вслух, качнув для порядка грудями из стороны в сторону, ответила:
– Будет вам скромничать-то! Чай не впервой с бабой-то турусы разводите!
Никодим Емельянович скромно опустил глаза, шмыгнул носом и спросил:
– Бабушку куда дели?
– Какую такую бабушку? – оторопела Лизавета Петровна.
– Ту самую, что этим топориком по темечку успокоила намедни…
Глаза Лизаветы Петровны от
