военный принёс. Сетовал, мол, он казначей в полку, а жалованье офицерское в карты спустил. Выручай, говорит Лизавета Петровна, от позора спаси. Купи бриллиантики жены, выручи, Богом прошу.
– А свидетелей вашего разговора с тем военным, конечно, нет!
– Врать не буду. Разговора она не слышала – платье мерила в соседней комнате. Там у меня трюмо в полный рост стоит, а как военный мне бриллианты передавал, видела.
– Кто такая?
– Агафья. Старшая дочь купца Матвеева. Она, как увидела камни-то, зараз возжелала их прикупить.
– От чего же не купила?
– На полную цену, что военный просил, у неё денег не хватило.
– Какой недосчёт был?
– Пятьсот рублей.
– Что ж к отцу не съездила?
– Ихний тятенька, на Волгу за товаром уехавши. На обратный путь обещал на ярмарку в Новгород заглянуть, а оттуда заехать на свои мельницы в Тамбовской губернии.
– А ты, чего ей денег не заняла?
– Господь с вами, Никодим Емельянович! Тятенька Агафьи, мужчина самодурный. Как, ежели он распетрушит доченьку за эти камушки? Кто мне тогда возвернёт долг? С купцом судиться – дураком родиться!
– Верно, говоришь…. Значит, по твоим словам получается, Агафья Матвеева видела того военного, что бриллианты торговать принёс.
– Знамо, видела. Она из его рук те камни брала для разгляду и самолично с ним торговалась.
– Вы в это время, чем занялись?
– Ничем. На военного пялилась. Красив, чёртушка! Одно слово, погибель бабская!
– Ага! Вот с этого места подробнее, по чёрточкам, по деталькам, опишите-ка мне образ этого военного. Кстати, он как-нибудь назвался?
– Нет. Говорил, мол, стыдно известную фамилию трепать на ветру позора…
– Как вы думаете, не врал?
– Бес его разберёт. С виду благородных кровей офицер. Пока корнет, а там, глядишь, и в генералы выбьется.
– Вы не ошиблись? Может быть майор, поручик?
– Господин следователь, не дурите мне голову! Может в нижних чинах и путаюсь, но офицеров определяю в темноте и на ощупь. Это был корнет чистой воды, в подержанном мундире вчерашней свежести.
– Обличье запомнили?
– Конечно. Я на него битый час пялилась, пока они с Агафьей торговались. Черноглазый, черноволосый, слегка выше среднего роста, гибкий, как лоза, тонкорукий
***
Фридман с Витюшей Греховым пили чай. Настоящий, чёрный китайский, заварной чай с сахаром вприкуску, с печатными тульскими пряниками, в приватной обстановке трактира «Метрополия» немца Шульца Вернера.
– Мундир корнета сжёг? – спросил Фридман Витюшу.
– Сжёг.
– Точно? – обеспокоился Фридман. – Смотри, как бы тебя по этому мундиру филера не сыскали. Пойми, я не боюсь, но у меня дети. Мне на каторгу нельзя.
– Зачем же тогда воровским делом занял�
