ллектуальной издательской системе Ridero.ru
От автора
Я мог бы написать так: «однажды я сел и за длинную бессонную ночь написал сборник рассказов». Но это была бы откровенная неправда, опасная еще и тем, что читатель мог бы решить, что за столь короткий срок можно написать что-нибудь объемное и неплохое. Изначально у меня и мысли не было создавать сборник. Были просто рассказы, рассеянные по многочисленным блогам и соцсетям, а то и просто хранящиеся в ноутбуке, которые я писал в свободное время, когда вдруг в голове зарождалась идея, которую следовало немедленно переложить в текст. Со временем рассказов таких накопилось достаточно, чтобы издать их отдельной, хоть и небольшой, книгой. Я сел и составил сборник (за ту самую ночь, которую упомянул выше, и вот это уже чистая правда) в который включил те рассказы, которые нравились мне. Результат получился разношерстным и гремучим, как нестабильное химическое соединение. Тут твердая научная фантастика соседствует с мистикой, а романтика далекого космоса с обыденными и вполне земными проблемами. А потом я посмотрел на название и понял, что сборник не так уж противоречив. Ведь в мире бесконечное количество горизонтов и каждый из них не имеет конца.
Мертвый океан
Первое на что обращаешь внимание, сняв, наконец, шлем – это холод. Неприятно осознавать, что холод это не временное неудобство после долгого путешествия и вовсе не сезонное явление, а твоя новая реальность, твой дом. Я очень хорошо помню этот момент, когда, освободившись от запотевшего шлема, я впервые вдохнул морозный затхлый воздух.
Было тридцатое июня года, который мы впоследствии называли нулевым. Тогда у нас еще была эта привычка делить время на месяцы. Хочу сознаться, что она осталась у меня до сих пор, хотя я уже не совсем уверен, что не сбился с точного календаря. Мы стояли на ледяном утесе и смотрели вниз. Стояли и смотрели на холодный океан, я и Глеб. Огромное неподвижное зеркало океана под темно серым небом, затхлый воздух без ветра и мы на ледяном утесе метрах в тридцати над каменистым берегом, местами поросшим зеленовато-бурым мхом. И вдруг волна, одна единственная, высотой не больше метра рассекает неподвижную морскую гладь и разбивается у нас под ногами. И снова неподвижность от горизонта до горизонта. Следует заметить, что горизонт тут совсем близко, в полусотне километров к востоку. А возле западного горизонта стоим мы, но тут он каменистый и начисто лишен романтики прикосновения к кромке разделяющей воду и небо.
По берегу быстрым шагом к нам приближался человек. Он издалека помахал нам рукой. На нем не было респираторной маски, и его голос звучал достаточно громко:
– Добро пожаловать. Вам повезло, волны – большая редкость здесь, особенно в это время года. Надеюсь, вы ее хорошо запомнили. Или сфотографировали. Это могло бы быть началом неплохой коллекции, – Он подошел к нам, на ходу протягивая руку, – Каддар, Имре Каддар. А вот шлем вы сняли зря, не стоило так сразу без подготовки.
Я пожал руку в толстой кожаной перчатке. Каддар был на голову ниже меня. На коротко подстриженной бороде искрился иней.
– Вы начальник станции?
Он кивнул и жестом велел следовать за ним
– Мы не успели встретить вас у входа в туннели, но я рад, что вы сами смогли спуститься сюда и не заблудиться. Мы стараемся реже выходить на поверхность. Мало кислорода в баллонах.
Я понимающе кивнул. Еще несколько часов назад мы стояли на ледяной поверхности Европы, среди нагромождения льдов и паутины бесчисленных трещин. Над нами зависла громада Юпитера, неспешно вращающего свои клубящиеся полосы облаков и черное небо с яркими точками немерцающих звезд. Рядом, источая пар, накренился над пропастью покалеченный челнок, доставивший нас сюда с обезлюдевшего «Галилео IV», неровным крестом зависшего на орбите. Покинутый корабль совершал виток за витком, готовясь упасть на вечные льды. Обратного пути к Земле, как и самой Земли больше не было.
Потом были долгие часы блужданий по пещерам, залитых то тьмой то ровным кремовым светом близкого Юпитера, а то и попросту водой из теплых глубин Европы. Наконец мы вышли к Пузырю. Я в последний раз его так назвал, выйдя из искусственной штольни на открытое пространство, теперь это место предстояло называть не иначе как домом.
Лед. Очень много льда. Тут он возвышался литыми колоннами на километры вверх и многоярусными наплывами растекался во все стороны, а то и огромными глыбами валялся на берегу, как выброшенные исполинским чудовищем айсберги. Тут был хаос льда, такой же, как и на поверхности. Но там он казался естественным под черным небом, изрытый метеоритами и своей особой тектоникой, перемещающей ледяные скорлупки над поверхностью океана. Там мы в любой момент могли взлететь, ударив по льду реактивным выхлопом. Тут этот хаос пугал гораздо сильнее, словно дремучий лес из детской книжки сказок ожил и окружил нас, и сказка перестала быть доброй и нестрашной.
– Мы рады вам, – с запозданием сказал Каддар, когда мы спускались
