Соваж, Эрик Картер, Карл Коваль и начальник станции Адам Милович. Четыре года назад мы пытались переселить их к нам, но Адам отказался. У них небольшое собственное хозяйство и даже оборудование еще сносно работает. Так раз в полгода обмениваемся подарками. Кстати, – Каддар порылся в кармане и выудил аккуратно завернутый в полиэтилен валик, под пленкой явно просвечивал кусочек сигары, неизвестно как сохраненный им, – передайте Адаму вот это и огромный привет от меня.
Я впервые познакомился с Купером примерно через десять минут, после того как мы прибыли на некогда научную, а теперь просто жилую станцию. Купер стоял на берегу, замотавшись в какой-то плед, и курил. Короткие волосы на его голове торчали редкими пучками в разные стороны. Заметив меня, он попытался спрятать сигареты, а потом махнул рукой и протянул мне пачку.
– Старые запасы, – пояснил он, – тут этого нельзя. Каддар заметит и все отнимет. Тут много чего нельзя. Даже по нужде сходить и то с разрешения доктора Кунца и в специально отведенное место, – он выразительно посмотрел на меня, – не шучу. Наш док генерирует почву, но пока получается только огромная куча непотребства. Угощайся никотином, у меня есть еще целая пачка. И еще одна в тайнике, на случай если куском льда с небес мне оттяпает ноги.
Он хрипло засмеялся и протянул руку.
– Купер. Тот, кто чинит, курит и налаживает радиосвязь.
– Это вы приняли наш сигнал, – догадался я.
– Нет. Это док. Приходил клянчить кипяток. Давно оттуда?
– С Земли?
– С нее, покойницы.
Я покачал головой.
– Почти год.
– Вот так вот бывает, – сказал Купер, – живешь под солнышком, травку на газоне подстригаешь, а потом все в топку, все десять миллиардов с их акциями, сектантами, неофашистами, либералами, вегетарианцами, хакерами, писаками, вояками и прочими. Только голос в тишине: «Вызывает станция „Лед“. Есть кто живой?».
Проводы были скромными. Купер вручил компас с двумя стрелками и велел передать привет «земле, где еще можно сходить по нужде когда захочешь и куда захочешь». Кунц напоследок показал свою оранжерею. В переоборудованном ангаре под стеклянной крышей стояло несколько горшков со сложной системой полива и дренажа. В одном росло что-то похожее на подорожник, в другом главная ценность – росток дерева, которые, по мнению Кунца, «скоро покроют берега внутреннего моря», в нескольких других горшках чахли неизвестные ростки. И только фикус бодро высовывался из своего ведра с дальнем углу оранжереи. Из-за закрытой большим брезентом двери, ведущей в бывшую мастерскую, пробивался неприятный запах. Там из воды, отходов, мизерного количества перегноя и продуктов жизнедеятельности доктор Кунц пытался создать почву, аналогичную земной. В ход шли даже останки препарированных им левиафанов, чьи скелеты гордо украшали его комнату.
Нас провожала Вероника, не выпускающая из рук каталог всех полезных и годных для применения предметов на базе, в который
