не подходящей к дорогому образу бляшке ремня. Не понимаю, как этот ремень вообще умудрился сохраниться, ведь именно я его дарила на его день рождения.
С огромным изумлением смотрела на отросшие зачесанные назад черные волосы, отпущенные до воротника пальто и чуть завивающиеся на концах, мысленно констатируя, что короткая стрижка ему идет больше. Добралась до мягких, сейчас что-то говорящих слегка полноватых губ, ошарашенно рассматривая родимое пятно в форме сердечка, которое так сразу и не заметишь, если пристально не смотреть, и наконец вновь заглянула в слегка прищуренные кофейные глаза, сглатывая слюну в пересохшем горле.
Заторможено перевела взгляд на красную, слегка потрепанную от столкновения розу в его руке, которой он придерживал меня, не давая слететь со ступеней и помять уже свою пятую точку.
«Как он здесь оказался? Узнал?» – лихорадочно раздумывала, вглядываясь в с каждой минутой мрачнеющее лицо. – «Злится, что столкнулся со мной?»
И тут меня ощутимо тряхнули за плечи, выбивая из груди воздух и вынуждая дышать и наконец слышать звуки. Мужчина выругался, похоже, на английском языке и, подхватив меня под мышки, спустил со ступеней, отвел в сторону и наклонился, заглядывая в лицо.
– Девушка! Вы слышите меня? Скорую вызвать? – он поджал губы, недовольно цыкнув на злосчастную розу, потянулся к внутреннему карману пальто. – Черт! Сразу надо было это сделать!
А я в тот момент как последняя дурочка жадно за ним наблюдала, почти не воспринимая его речь, млея от бархатных ноток и горячих пальцев на своем запястье. Точно, идиотка.
– Как ваше имя? Что болит? Голова? – строго и вместе с тем взволнованно допрашивал меня мужчина, и я только в тот момент осознала, что так и стою с отвисшей челюстью, во все глаза таращась на Божнева.
– Н-нет, ничего не болит, – хрипло выдавила, окончательно приходя в себя. – Со мной все в порядке. Отпустите, пожалуйста, – и сама вырвала руку, делая шаг назад, ощущая неуютную внутреннюю дрожь.
Это же надо было так вляпаться!
– Простите за то, что сбил. Я не заметил вас. С вами точно все хорошо? – с беспокойством уточнил он, зачем-то делая ко мне шаг и хватая за руку.
Новое прикосновение обожгло, пробудив вполне рациональную злость на ситуацию. Что он тут вообще делает? Разве он не должен быть в Штатах?
«Нет!» – хотелось крикнуть мне в его красивое, одновременно родное и чужое лицо. – «Нет, потому что тебя здесь не должно быть!»
Но я не крикнула, а только сдержанно кивнула, выдергивая руку из его крепких, горячих пальцев, нарочито спокойно стряхнула несуществующие пылинки с пальто, проводя по нему ладонью, мысленно стеная, что Ира снова задерживается.
«Вот что так долго можно делать на унитазе?» – мрачно подумала. – «Боги, тут Божнев стоит, а я думаю об Ире и унитазе. Картина Репина – «Приплыли».
– Все хорошо, – еще раз повторила, отворачиваясь и прилагая
