что творится сейчас в базовом лагере, и вообще терпеть надо и поблагодарить бога за то, что остался жив. Отповедь подействовала, Жорка перестал жаловаться, а после спуска метров на сто задышал ровнее.
Весь остаток ночи вместе с подошедшим и предложившим свои услуги врачом одной из московских команд – он потом безуспешно пытался найти этого очень грамотного и тактичного доктора – Айболит занимался Жоркой, и когда утром прилетел вертолёт, он позволил себе расслабиться.
Тем ранним и прозрачным утром, каким оно часто бывает на Памире, Айболит с Арлекином, а вместе с ними вся команда, донельзя уставшие, стоя на морене, с облегчением глядели вслед улетающему вертолёту, уносящему вниз, насколько было возможно в тех условиях, оперированного и обработанного Жорку, как кто-то сказал, что Нине очень плохо. С трудом восприняв сообщение своими усталыми мозгами, Айболит переспросил ещё раз и, отказываясь этому верить, пошёл взглянуть…
Ниночка-Нинок. Про себя Айболит называл её Слава КПСС. Статная, всё при ней и ничего лишнего в её спортивной фигуре, как будто только сейчас сошедшая с плаката, партийная, КМС по альпинизму, передовая работница, краса и гордость текстильного комбината, примерная супруга в образцово-показательной семье, любящая мать, сероглазая блондинка с большими очками, со своей социалистической улыбкой, и просто красавица, она на всех комбинатовских, а позже и на собраниях федерации, сидела у края стола президиума, будучи постоянным и старательным секретарём, и когда начиналось очередное собрание, она шла по проходу к президиуму в строгом приталенном платье, в туфлях на высоком каблуке, и все мужики глазели на её красивые и рельефные икры…
Слава КПСС лежала, прикрытая пуховкой, на расстеленном на моренных камнях спальном мешке, на боку, с закрытыми глазами, пульс был слабоват, в лёгких масса хрипов, странно, ни одышки, ни кашля, ни температуры. «Сердце? – подумалось. – Не знаю, а если пневмония, то какая-то странная». В «айболитке» после Жорика остался только один шприц, одна ампула глюкозы, он пошарил и нашёл одну ампулу мочегонного, которое он влил ей тут же прямо под язык, а когда он вошёл в вену, последняя лопнула и кровь стала растекаться под кожей. У Айболита потемнело в глазах. «Док, что ты делаешь?» – спросила Нинок слабым голосом, не открывая глаз. – «Да вот, пытался в вену попасть». – «Это бесполезно. Когда я рожала, мне никто не смог это сделать в роддоме». – «Что-то с тобой не так, Нинок». Шприцов больше не было, вводить больше нечего, «айболитка» пуста, он посадил её себе на спину и бегом понёс вниз. Некоторое время спустя Нину перехватил Змей Горыныч, затем кто-то ещё, и далее вниз, где она уже открыла глаза…
Удивительно, но в Ошской больнице на снимке ясно была видна именно пневмония, нижнедолевая, справа, и никаких проблем с сердцем выявлено не было.
Нина продолжала находиться в составе команды, но выше пяти тысяч метров над уровнем моря её уже не пускали. И только однажды,
