style="font-size:15px;"> – Ты со своими шуточками меня когда-нибудь в могилу сведешь, – тихо пробурчал он.
– Если хочешь что-то сказать, то скажи нормально, я не слышу, что ты там шепчешь!
Лен набрал в грудь побольше воздуха и разразился тирадой:
– Ты иногда совершенно невыносима со своими шуточками, Дафна! Это неуместно, и ты это замечательно осознаешь. Но почему-то позволяешь себе говорить иногда такие вещи, от которых… да от которых…
Пока друг распинался я закончила с одеждой и тихонько стала подкрадываться к нему.
– Я только хочу сказать, что несмотря на то, что у нас с тобой достаточно неформальный стиль общения…
Я поднялась на цыпочки и положил руку ему на плечо прошептала на ухо:
– Почему ты так завелся, Ленсифер?
Под рукой я почувствовала, как напряглись его мышцы, мою щеку опалил жар его кожи. Я не слышала дыхания, он замер, как замирали иногда дикие зайцы в дворцовом саду, когда видели перед собой угрозу. Он попытался повернуться.
– Не советую, я не одета, – соврала я.
Этот маленький спектакль веселил меня, конечно исключительно благодаря реакции Ленсифера. Мне было непонятно, почему он так реагирует, но это не значит, что мне не хотелось иногда беззлобно посмеяться над ним.
– Дафна, пожалуйста…
Я уткнула вопросительный взгляд ему в затылок. Что-то было в этом «пожалуйста», какая-то нота, который я до этого мгновения не слышала в его голосе. Настала моя пора смущаться, тут уже стало не до смеха. Я легко прочистила горло.
– Ладно, шутки в сторону, нужно надеть это платье и идти.
Портной повернулся, я стояла перед ним в белье, и это не было чем-то странным. Он не раз видел меня раздетой, в конце концов именно его задача состояла в том, чтобы я была одета. Его лицо постепенно приходило к своему привычному оттенку, хотя он и избегал смотреть мне в глаза.
– Готова увидеть платье?
– Не томи уже, давай показывай и пойдем.
– Ну ты и заноза, Дафни.
Я хотела было возмутится на счет такого коверканья моего имени, но он махнул рукой и цилиндр из дымки начал растворяться. Сначала я не понимала где платье, а потом до меня дошло, что не вся дымка уходит, что-то остается. И это и есть мое платье.
Оно было белоснежным и невесомым. Драпировка корсета сияла от пыльцы с одной стороны, и от рубинов с другой стороны груди. Рукавов у платья не было, лишь две широкие бретели из южностоличного атласа, и то, они не должны были лежать на плечах, а будто спадали по предплечьям. У платья был шлейф и огромный разрез до середины бедра, наверху разрез был закреплен серебряными нитями.
– Что это, в разрезе?
На воздушном манекене был будто чулок, сотканный из нитей, но у чулка был каблук. Там, где нити встречали друг друга, поблескивали маленькие рубины. Я узнала в этом плетении свое колье, если его можно было так назвать.
Платье выглядело чудесно.
