с Маттео остались наедине. Тишина мгновенно заполнила затхлую комнату. Он снял пиджак и аккуратно повесил на крючок на стене. Закатав рукава рубашки, Маттео оголил предплечье с татуировкой Каморры – оскалившейся пастью волка.
Отец Адрианы подошел ко мне.
– Я задам несколько вопросов, – он убрал руки в карманы. – В твоих же интересах ответить на них быстро и честно.
Я мог бы поклясться, этот ублюдок был холодным, как айсберг. Его лицо ничего не выражало. Непонятно, где тут Адриана могла увидеть теплоту и любовь, о которых рассказывала. Человек, что стоял напротив, выглядел так, словно давно плевал на весь гребаный мир. Словно ему было чертовски скучно.
– За каждый неправильный ответ, даже если он просто мне не понравится, я буду вынужден испачкать руки, – он замолчал на секунду, ожидая реакции или ответа.
Но я молчал и продолжал смотреть на него.
– Итак, начнем. Почему ты приехал в Чикаго?
– А почему нет?
Удар пришелся мне в челюсть. Сильный и долгожданный. Мне хотелось почувствовать его гнев. Увидеть Маттео в ярости, снять с него долбаную маску безразличия.
– Почему ты похитил ее?
– Я бы не назвал это похищением.
Второй удар был сильнее. Голова дернулась. Во рту появился противный металлический привкус.
Сплюнув кровь, я поднял голову. Кулак Маттео покраснел от удара, глаза одичали, но ни один мускул не дернулся на его лице.
– Ты прикасался к моей дочери?
Уверен, этот вопрос мучил его с самого начала. Возможно, Адриана ничего ему не рассказала, и я едва не заулыбался. Но не потому, что боялся гнева Моретти. Мне грело душу, что Адриана решила оставить это между нами.
– Мои руки до сих пор помнят мягкость ее кожи.
Провокация сработала. Холодный панцирь Маттео треснул. Айсберг раскололся и был готов погрести под собой все вокруг. Маттео ударил меня в живот, потом по лицу. Его удары сыпались один за другим. Он задыхался, но не прекращал избивать меня.
Я наслаждался резкой болью в ребрах и животе. Даже вкус крови стал родным.
В один момент Маттео отстранился, тяжело дыша. Его грудь бешено вздымалась и опускалась. Глаза заполняли гнев, ярость и что-то еще, чего я не мог назвать. Правый глаз начал заплывать. Кровь с разбитой брови текла прямо на него, склеивая липкие ресницы.
Маттео отошел и без сил опустился на пол. Он был сломлен. А я смотрел и видел в нем себя.
Оставшись без матери, я возненавидел весь мир. Внутри кипела ярость, хотелось крушить все, что попадалось на глаза, но сил не было. Казалось, что я все время падаю, не успевая подняться. Чувствовал, что из меня вырвали какую-то важную часть, без которой я не мог существовать.
Сейчас передо мной сидел такой же человек, каким когда-то был я. Потерянный. Одинокий. Озлобленный и уставший.
– Какого черта ты сделал это? – Его голос звучал тихо и отрывисто.
Он сидел
