только сильно осложняли всем участникам навигацию по брачному рынку, но и препятствовали многообещающим во всем остальном ухаживаниям. После того, как в мае 1818 года юные дамы занялись измышлениями относительно якобы достигнутого понимания между леди Элизабет Левесон-Гоуэр и лордом Белгрейвом, будущим графом Гровенором, он «сделался сам не свой и танцевал со всеми подряд красавицами, кто только был в зале, кроме Нее», – писала леди Уильямс Уинн невестке о своих наблюдениях у Альмака, подливая масла в огонь слухов. Пара в итоге заключила-таки брак, но лишь через год с лишним после всех этих пересудов. «Очень утомляет, что молодой человек не может лишний раз пригласить на танец приглянувшуюся девушку из опасения, что люди сочтут это за сватовство», – сокрушалась миссис Калверт после того, как ее дочь Фанни лишилась одного из постоянных кавалеров, видимо, испугавшегося пошедших слухов о предстоящей женитьбе.
Если привлекательный знакомый с перепугу начинал девушки сторониться, неписаные правила благопристойности вынуждали ее смиренно это принимать. Неприличным для юной леди считалось и проявление знаков внимания к симпатичному незнакомцу. Даже завязывать беседу ей было строго воспрещено; сначала нужно было дождаться, чтобы их друг другу представили. И в опере благородной девице праздно прогуливаться по залу в отличие от ее брата возбранялось; нужно было смирно сидеть в ложе в ожидании гостя. Не могла она и сама пригласить кавалера на танец; оставалось лишь ждать, не сделает ли он этого сам; а вот отказываться от чьего бы то ни было приглашения на танец было чревато риском просидеть без движения до конца бала, и приходилось протягивать руку любому пригласившему кавалеру вне зависимости от ее личного мнения о его человеческих и танцевальных качествах. Она могла лишь неявным образом приободрять потенциального ухажера, хотя и тут слишком откровенный флирт или фамильярность с мужчиной были чреваты тем, что острые на язык светские дамы или, хуже того, патронессы клубов Альмака навесят на нее ярлык «шустрой» или «пронырливой».
Эстер, единственная наследница Ричарда Аклома, богатого землевладельца из Ноттингемшира, своими вольными манерами и склонностью к флирту заработала себе репутацию решительной кокетки. «Ни единого мужчины не пропустит, и ручку всем подает, и интимничает», – осуждающе отозвалась об Эстер Аклом миссис Калверт после утомительного вечера в роли ее старшей сопровождающей на одном балу в 1809 году. Всевозможные книги о хорошем тоне, поведении и этикете наставляли молодых женщин эпохи Регентства, что любые проявления дружелюбия и знаков внимания к мужчинам аморальны. «Легкое прикосновение, рукопожатие» было одним из немногих допустимых способов выражения женщиной своего особого почтения, как следует из книги по этикету «Зеркало граций», изданной в 1811 году, вот только одаривать им «всех подряд» считалось «бестактной экстравагантностью». Зато этот учебник рекомендовал читательницам без стеснения использовать рукопожатие «с показным неудовольствием
