лица, поскольку такое богатство перепадало ему нечасто.
– Ты можешь донести эти вещи до Дяди, всё равно ведь туда направляешься, – сказала Дета, уже поднимаясь по склону, который вздымался сразу за хижиной Петера-козопаса.
Тот послушно взял это задание на себя и последовал по пятам за идущими впереди, обхватив узел левой рукой и помахивая прутиком в правой. Хайди и козы радостно скакали рядом с ним. Так через три четверти часа вся эта процессия добралась до того уровня альма, где на выступе горы стояла хижина Дяди, открытая всем ветрам, но в то же время доступная и всякому взгляду солнца и располагающая полным обзором местности до самой долины. Позади хижины стояли три ели с густыми, разлапистыми ветками. За ними местность снова шла на подъём до самых скал – старых и серых, – поначалу через живописные, густотравные холмы, затем через каменистые кустарники и, наконец, к голым, обрывистым скалам.
К стене хижины, обращённой в сторону долины, Дядя приколотил скамью. Тут он и сидел с трубкой во рту, упёршись ладонями в колени, и спокойно наблюдал, как дети, козы и тётя Дета карабкались к нему, поскольку последняя всё больше отставала от остальных. Хайди очутилась наверху первой; она зашагала прямиком к старику, протянула ему руку и сказала:
– Добрый вечер, дедушка!
– Ничего себе вечер! – грубовато заметил старик, коротко пожал ребёнку руку и оглядел его долгим, проницательным взглядом из-под кустистых бровей.
Хайди терпеливо выдержала этот взгляд, ни разу не моргнув, ибо разглядывать деда с длинной бородой и густыми, седыми бровями, сросшимися на переносице и походившими на кусты, было так занятно, что девочка глаз не могла отвести. Тут подоспела и тётя вместе с Петером, который некоторое время стоял тихо и смотрел, что будет.
– Желаю вам доброго дня, Дядя, – сказала Дета, подходя ближе, – вот я вам привела дочку Тобиаса и Адельхайд. Вы, может, её не узнаете, ведь с тех пор, как она была годовалая, вы её больше не видели.
– Так, и что ребёнку делать у меня? – коротко спросил старик. – А ты там, – крикнул он Петеру, – можешь идти со своими козами, что-то ты не слишком рано; забери и моих!
Петер сразу подчинился и исчез: Дядя глянул на него так, что тому хватило.
– Ей придётся остаться у вас, Дядя, – ответила Дета на его вопрос. – Думаю, всё, что я могла, я сделала для неё за эти четыре года, теперь и вам пришла пора что-то сделать для неё.
– Так, – сказал старик, сверкнув на Дету глазами. – А если ребёнок начнёт плакать да хныкать тебе вслед, как обычно делают несмышлёные, как тогда прикажешь мне поступить?
– Это уж ваше дело, – огрызнулась Дета, – мне тоже никто не говорил, как поступить с малюткой, когда мне её сунули в руки, годовалую-то, а у меня и своих забот хватало – и о себе, и о матери. Теперь я должна ехать на заработки, а вы – ближайший родственник ребёнку. Если не захотите взять её к себе, то поступайте с ней как хотите: случись с ней что – отвечать придётся вам, если вам нужен
