что-то, Игорь поддакивал и смотрел на свою Прекрасную Даму восторженно, эмоции переполняли его.
Мира приехала ненадолго. Вырвалась сюда с Урала, где она жила, под Свердловском, в Верхней Пышме.
Встреча любящих сердец состоялась.
Была одна только загвоздка: негде остановиться, побыть вместе после долгой разлуки. Нет пристанища, и всё тут.
Пристанище предоставил им я. Без всяких просьб.
Здесь всё было настолько понятным, что медлить не следовало.
Я оставил их вместе – и ушёл.
Пусть любовь торжествует.
…Через тридцать лет после этого эпизода я навестил Миру Папкову.
Она была прекрасна!
Образ её, портрет души её, столько раз творимый, создаваемый Игорем, стал её сутью.
Она так же, как и прежде, щебетала и тараторила.
Была так же, как и в былые времена, подвижна, стройна, приветлива.
Время, показалось мне, совсем не коснулось её лица, не затронуло её тяжёлым своим крылом.
И тут я увидел её глаза – то самое зеркало её души, той самой души, которую с неистовой самоотдачей не уставал изображать в своих работах Игорь, рисуя портрет за портретом, сочиняя стихотворение за стихотворением, вдыхая, вдыхая туда жизнь, увековечивая, окрыляя, оставляя, оставляя свою любовь жить на свете.
Я увидел Мирины глаза, в которых светились ум, стойкость, скорбь, сила духа и любовь.
Двадцатого марта нынешнего, девяносто девятого года, будет десять лет, как умер Игорь.
На Урале, где она жила, умер в девяностодвухлетнем возрасте её надолго прикованный к постели больной отец, за которым она долго и самоотверженно ухаживала.
Года два, как она живёт у дочери своей, Веры, в Москве, воспитывает двух внучек, хлопочет по хозяйству, находится не в изоляции, не в одиночестве, а среди людей, среди своих.
Но Мира – Игорева Мира, ворошиловская великая любовь.
И она, земная женщина, – тоже легенда, живая легенда, и она знает это.
Потому что великое ворошиловское искусство – это и есть Любовь.
…Густой снегопад мягкой пеленой застилал всю округу. Да ещё доносился к нам, сидящим в молчании друг напротив друга в окраинной московской квартире, доносился, вплывал сюда, нет, врывался, как свет, сквозь снег, проникая в сознанье, в кровь, золотым остриём – сквозь время, колокольный крещенский звон из пространства, со стороны находящейся неподалёку церкви – той, где венчался Тютчев.
…Разбираю ворошиловские бумаги, которые дала мне для работы Мира.
Пока – только часть бумаг.
Ей до сих пор трудно касаться всего, что написано Игоревой рукой.
Письма. Стихи, стихи. Записи.
– О современном искусстве (в частности). Чемпионаты мира (аукционы, деньги и прочее). Роботизация искусства (одно название чего стоит – «Фундаментальный лексикон»). Явная дегуманизация – искусство сердца не в почёте. Духовное убожество с претензией на широту и глубину познания.
