Мы с Бертой устроились в кафе с оригинальным названием «Кафе». Предложила назвать как-нибудь по-другому, скажем, «Жричодали». Руководство не оценило. Берта плачет, потому что боится не справиться.
11 июля. Берту уволили за то, что нахамила клиенту. Бедолага спросил: телефончик не подскажешь? – а этой глухоберде послышалось «силикончик не покажешь?», ну и вот. Разбила чашку, вычли из зарплаты. Берта плачет, потому что её уволили.
12 июля. Разбила тарелку, вычли из зарплаты. Берта плачет, потому что любит своего мундиаля.
13 июля. Уронила поднос с пустой посудой, разбила всё, что было на подносе, вычли из зарплаты. Берта плачет, потому что боится рожать.
14 июля. Берта плачет, потому что соскучилась по маме.
15 июля. Уже 2 дня ничего не роняла! Кто молодец? Я молодец! Берта плачет, почему, объяснить не в сост-и.
16 июля. Уронила поднос с едой, разбила и разлила всё, что было на подносе, залила брюки клиенту. Уволили. Берта плачет, потому что связалась с косоруким чучелом и потому что даже оно продержалось дольше неё.
***
Рокотка с Модрома: ураааа!
Рокотка с Модрома сменила статус на: йа студентко!!))))))
Берта Гирш оставила комментарий: спасибо низкой рождаемости)
Рокотка с Модрома ответила Берте Гирш: при чём тут она?
Берта Гирш ответила Рокотке с Модрома: брать некого, принимают кого попало (
Рокотка с Модрома: как думаешь, мы втроём проживём на одну стипендию?
Берта Гирш: с чего ты взяла, что тебе дадут стипендию?)
Рокотка с Модрома: ты дура? первые полгода всем дают!
Берта Гирш: с чего ты взяла, что протянешь полгода?)
***
У Берты не ноги, а пипец.
Не в том смысле, что они у неё короткие и толстые, потому что у меня, например, длинные и тощие, и это тоже пипец, а в том, что я, например, ношу кроссовки из «Смешных цен» и хоть бы мне что, а Берта дорогущими итальянскими туфлями умудрилась стереть пятки до кровавых мозолей.
Поэтому мы идём шопиться. Всё, конечно, очень плохо, и денег осталось всего ничего, но солнышко светит, и птички поют, и ещё я поступила в Лит, и у меня чудесное настроение. У Берты, наоборот, вид кислый, ей то холодно, то жарко, то и холодно и жарко, то до смерти хочется ванильного мороженого, а когда откусит кусок, резко выясняется, что хотелось, наоборот, арбуза, и так всю дорогу. Наконец мы находим то, что искали – последнюю пару туфель, как раз Бертиного размера, с огромнейшей скидкой; если это не счастье, то что же? Берта всё равно недовольна, потому что туфли белые, а ей хотелось чёрные, ведь белые не под всё подходят и вообще нерентабельны, но выбора нет; Берта переобувается и плетётся за мной с таким лицом, будто вместо туфель ей на каждую ногу надели по пиранье. Мне всё это начинает надоедать, и я уже почти придумала язвительную гадость, способную поднять настроение не ей, так мне, но Берта внезапно говорит:
– Ой.
И хватается
