инженеров и т. п., в зависимости от их способностей и склонностей. Как видно, в те далекие предреволюционные годы для получения образования требовалось каждой семье «пролезть сквозь игольные уши» накопления какого-то минимального достатка или хотя бы небольшого капитала, приобретенного главой семьи любым путем, иногда и бесчестным, хищническим, но всегда требовавшим предельного напряжения физических и умственных способностей. После трудов Маркса, Энгельса и Ленина это положение, конечно, сугубо тривиально, но когда ты усвоил его не чтением, а путем длительного собственного опыта, то оно получает другое звучание и несколько другой, более емкий смысл.
В завершение этой галереи образов моего окружения упомяну еще о подполковнике Стаханове, который появился в Каменке в предвоенные годы. У него были парализованы обе ноги и он ездил в колясочке, передвигая ее руками, или же ее возил сын моего возраста, подталкивая сзади. Переехал он из Самары в Каменку, вероятно, из-за дешевизны сельской жизни. С началом первой мировой бойни нам, сельским парням, странно было видеть, как приезжающие на побывку из военных училищ новоиспеченные прапорщики, увидев потертые погоны подполковника на жалкой фигуре калеки, сразу превращались в оловянных солдатиков и при каждом ответе на любезные его вопросы становились во фронт. Таковы были последствия муштры молодежи в процессе подготовки офицерского состава царской армии.
Сам подполковник по своей физической немощи не играл какой-либо роли в каменском обществе, но приезжавшая навестить «своего бедного Стаканчика» моложавая красавица Лариса Бенедиктовна Маркевич, дама с несколько авантюрными способностями, была как бы ярким метеором, прилетевшим из других миров. Она сама и ее мужское окружение оставили определенный след в жизни каменского общества и, как увидим далее, в моей семье.
После такого обозрения пестрого мирка моего окружения невольно приходишь к одному итоговому выводу: Каменка не дала миру ни одного выдающегося представителя науки, искусства, общественной и политической деятельности. Из ее недр не появилось новых Ломоносовых, Толстых и Достоевских, Менделеевых, Пироговых, Мусоргских. Но все же что-то примечательное на этих путях русской культуры она оставила. Я имею в виду прежде всего классическую монолитную фигуру земского врача Быстрова, героического хирурга Сталинградской битвы Крепкогорского, опытного самарского врача терапевта Адриановского, одного из первых крестьянских писателей Самары Дорогойченко, пусть сумбурного, извратившего в художественном изображении мир Большой Каменки. Много это или мало – задаешь вопрос и не находишь на него ответа. Много, если учитывать тяжелейшие условия бурной эпохи первого полувека. И, конечно, мало, если приложить к измерителям культуры современные требования научного прогресса и моральных ценностей. Если и нет объективного ответа на этот вечный вопрос, то все же ставить его в дальнейшем изложении
