дурацкие вопросы. Мика отвернулся, застеснявшись, когда отец показывал ему, как по зубам и плюснам выбрать хорошего производителя. Мика путал тягловые и беговые породы, хотя дома отец не раз показывал ему клейма разных стран и областей. И, наконец, Мика заплакал, когда отцу удалось прикупить жеребёнка от аравийской кобылы. Кентаврёнок выглядел совершенным дурачком, тёмные глаза прятались в вороных завитушках волос, но по иноходи и изящным бабкам отец увидел в нём хорошего бегуна. Когда они с купцом ударили по рукам и стали отнимать жеребёнка от матки, кентаврёнок завыл, а вслед за ним разнюнился и Мика. После этого отец ходил мрачный и на обратной дороге, пока они не попали под дождь, смотрел мимо сына.
«В мать-покойницу пошёл характером…» – прошелестел отец, снимая в прихожей длинные, покрытые чёрной грязью сапоги. Мика сжался, как перед ударом, но папа лишь угрюмо бурчал, поминая маму, которую Мика почти не помнил: «Весь в мать, та тоже „жалко их, жалко“, а в город-то небось на их же спинах и ездила! Вот и ты – вот твои сапожки любимые, из чьей шкуры они сделаны?»
Образ отца предательски начинает плыть за влажной пеленой.
– Так, не надо, сырости на сегодня достаточно. Сегодня ужинаешь один, тебе в комнату принесут.
Скинув красные сапожки, Мика пошёл сквозь туман. Стук – ступенька, стук – вторая, хлюп-кап-кап – оступился и уронил две капли на пол. Кап – ступенька, кап – вторая.
Мика поужинал и был переодет в чистое ночное платье. В спальне осталась гореть маленькая керосиновая лампа, чадившая во влажном вечернем воздухе. За окном всё ниже и ниже, прячась, как охотник на кентавров в прерии, клонилось к горизонту солнце. Микины пальцы пахли конским потом и влажным деревом. Нюхая пальцы, Мика рассеянно пролистнул пару страниц из Жюля Верна и уже начал клевать носом – и вдруг услышал стук копыт и тихое ржание.
На границе между сном и явью Мику настиг страх. Он вдруг вспомнил, как купец, продавший им жеребёнка, доверительно шепнул отцу:
– Недалеко от вас бегун один рыщет!
Отец безразлично повёл плечами.
– Дико́й? Если жеребец хороший, нужно отловить.
Купец сделал огромные глаза и прошептал:
– Клеймёный! Уже пару домов пожёг!
Мике почему-то стало не по себе от того, как торговец выпучил глаза и перешёл на шёпот, но папа только взял Мику за плечо и смело ответил:
– А клеймёный – и подавно сам придёт, нужно только суметь встретить.
Окно Микиной комнаты выходило на конюшни. Ему казалось, что кентавры беспокойно лопочут что-то на гортанном языке, бьют копытами о стойла. «А конюхи спать полегли давно!» – тревожно подумал Мика, и ему начал сниться сон.
Он подходит к Ночке, своей вороной любимице. Серая Галтана спит в загоне рядом. Ночка распахивает добрые шоколадные глаза и тихонько ржёт. Мика обнимает Ночку, привставая на цыпочки, и вдруг обнаруживает, что руки кентаврихи развязаны. Лёгкое сознание неправильности
