только он ушел, я вернулась в ванную и принялась наполнять ванну.
В тот вечер, когда мы с Джонатаном обручились, я узнала, стоя у мусорных баков, что Патрик влюблен в меня с 1994 года.
Я спустилась в надежде, что Ингрид все еще может быть на улице. Там никого не было. Я перешла дорогу и встала под навесом, не готовая вернуться наверх. Шел дождь, вода срывалась со скатов и с грохотом лилась на тротуар. Я простояла там несколько минут, когда из вестибюля появились Оливер и Патрик. Увидев меня, они подбежали и втиснулись ко мне с обеих сторон. Оливер полез в карман куртки, вынул сигарету, прикурил ее, спрятав огонек в ладони, и спросил, что я делаю.
Я ответила – неосознанно дышу. Он сказал: «А, ну раз так» – и поднес сигарету к моему рту. Я вдохнула и удерживала дым сколько могла. Патрик поздравил меня поверх шума дождя.
Оливер искоса посмотрел на меня. «Да, черт возьми, это было быстро».
Я выпустила дым и ответила: «Ну да». Из-за угла выскочило такси и, разбрызгивая воду из луж, двинулось к нам. Патрик сказал, что на самом деле он спустился, чтобы уехать, и ему пора бежать. Он поднял воротник и побежал.
Оливер забрал сигарету, и я положила голову ему на плечо, измученная от самой мысли, что придется вернуться внутрь и разговаривать с людьми.
Он позволил мне постоять так, а через мгновение сказал:
– Значит, ты уверена насчет свадьбы с Джонатаном. Он вроде не особо…
Я подняла голову и нахмурилась:
– Не особо что?
– Не особо в твоем вкусе.
Я сказала, что, поскольку он знает Джонатана два с половиной часа, меня не сильно интересует его мнение. Он протянул мне сигарету, и я взяла ее, раздраженная его словами и еще больше тем, как враждебно прозвучал мой ответ.
Патрик не остановил такси и ждал следующего на другой стороне улицы под дождем. Я курила и смотрел перед собой, зная, что Оливер наблюдает за мной. Через минуту он сказал:
– Значит, ты явно не беременна. Тогда зачем такая спешка?
Я хотела сказать, что у меня нет никаких противоречащих этому планов, но остановилась, потому что в горле стала подниматься кислота и я закашлялась.
После серии болезненных глотательных движений я сказала:
– Он любит меня.
Оливер забрал у меня последний дюйм сигареты и, зажав его в уголке рта, сказал:
– Но ведь это же не новость? Сколько лет прошло, десять?
Я спросила, о чем он говорит.
– Я про Джонатана.
– Вот дерьмо, извини. Я думал, ты про Патрика. Мне казалось, ты знаешь. А сейчас понимаю, что нет.
Я повернулась и внимательно посмотрела на него.
– Патрик меня не любит, Оливер, это же смешно.
Он ответил медленно, слишком четко артикулируя слова, словно пытался объяснить очевидный факт ребенку:
– Еще как любит, Марта.
– Как ты можешь это знать?
– Как
