№ 4. Там, где нет птиц, и летучая мышь – птица
Грачика всё не было – никто не встретил Хейда карканьем, когда он прошёл под кирпичной аркой. Помер, наверно, за столько дней без кормёжки. Жалко, он успел привыкнуть к этой кривой птице. Хейд прыгал с одного клочка земли на другой, не желая мокнуть в лужах, и вилял между могильными плитами. Много жертв Альмы Кэйшес раньше здесь было захоронено – не пересчитать, но квадрианцы давно всех откопали и сожгли, одни камни остались в назидание потомкам.
Засмотревшись на памятники прошлому, Хейд прыгнул на что-то неустойчивое, перепутав с кочкой, и едва не улетел носом в грязь. В пожухлой траве валялся труп энлода, из его спины торчала стрела с пёстрым оперением. И без птиц Айра мог постоять за себя, но вдруг этот чужак пришёл с компанией? Хейд рванул к руинам прямиком по лужам, а в голове крутились мысли одна хуже другой. Зря, зря он принёс того филина, лучше бы сжёг его в квадрианских кострах, выкинул в реку, да и вовсе не стоило на ту вылазку соглашаться, всё равно ничего не изменилось!
В логове брата творился бардак: всюду были разбросаны опилки, пустые консервные банки, обломки толстых веток – и никаких следов битвы. Айра лежал на полу, завёрнутый в перьевой плащ. Не считая опухшего от удара носа, с ним всё было в порядке, по крайней мере, физически.
Итак, осталось понять, что у Айры пошло не так на этот раз. Головой он сбил ветловые веточки, нарушив целостность круга, выложенного на полу. Внутри круга стоял идол высотой с ладонь, он походил на сердитую летучую мышь, вырезанную из молочно-белой древесины. Вместо головы у него был череп с выпирающими клыками и вздёрнутой носовой костью, в глазницах поблёскивал бледно-розовый камень. Рядом валялся раскрытый журнал Айры, полный пометок, исправлений и вопросов самому себе. Из этой мешанины удалось подчерпнуть крохи: таких идолов, обычно огромных, из камня или глины, дейхе создавали для защиты от энлодов. Они заключали в ловушку жертвенную душу и преобразовывали её в… чёрта?
«План вышел не шибко-то удачным», – хмыкнул Хейд, пока листал страницы. С годами от зловредных чудовищ остался только образ, на который люди могли списать все свои неудачи. В журнале встречались зарисовки того самого идола, что сейчас стоял в ветловом кругу. Айра переработал, упростил и ускорил – если верить пометкам и расчётам – «созревание» чёрта, в этом ему помогла кость Предтеча. Хейд ещё раз вгляделся в глазницы черепа. А ведь надеялся, что показалось…
Над головой послышалось клацанье. Дымное пятно цеплялось за потолок когтями из предплечий мышиных крыльев, оно утробно клокотало: «Режь-коли этого, не жалей, не жалей». Бормотало быстро, неразборчиво: «Жалкий-глупый кутёнок, смерть-смерть-смерть, режь-коли, режь-коли, тогда этот беги-уходи, не нужен этот, не нужен». Сглотнув, Хейд махнул в его сторону ножом. Чёрт мгновенно дал дёру – значит, металла он опасается, как любой другой дух. В комнате хватало углов, куда не доставали лучи солнца, и теперь тьма ожила, наполнилась хрипами, мерзким смехом, смотрела алыми
