на гимнастику как на бой, на битву, как в тюрьму в конце концов. Помнишь как в обезьянниках у нас в дежурке люди сидят? И ничего, да ещё ругаться некоторые не боятся. И ты привыкай.
Папино сравнение с тюрьмой помогло. На гимнастике я теперь представляла дежурку: решётчатые двери, за ними – банкетки. Банкетки я представляла на месте козла и бревна. Я представляла, что кричу и прошусь в туалет, настаиваю на чём-то. А мне с тоном превосходства отвечает дежурный, кричит на меня, а я , из-за решётки, как это делали подвыпившие задержанные, − кричу в ответ. Я стала злиться, огрызалась, обзывалась и, если пинали ногами, сзади, исподтишка, стала пугать папиными санкциями. Меня никто не боялся, но мои угрозы и жёсткие ответы «ты мне так, а я тебе вот так» помогали мне самой. Жизнь разбилась на периоды, циклы: внутри отрезка времени менялось моё настроение: до тренировки оно становилось тоскливым, сразу после тренировки – свободным, парящим. После тренировки, допустим в четверг, пока шла до дома, держась за руку Ильки или мамы, я чувствовала себя самым счастливым самым свободным человеком на свете! Я думала: «Упс! До субботы свободна. А в субботу по-новой − обезьянник».
8 Нагнетатели
Избили меня в двадцатых числах мая, на последнем занятии. Позади была показательная тренировка, где родители охали, бабушки кричали что-то дебиловато-наиглупейшее типа «Руки прямо! Ноги! Следи за ногами!» Все эти родители ужасно мешали, стояли кто с фотоаппаратом, кто с камерой… Конечно же Старая парикмахерская была вся в сборе. Три парикмахерши хлопали Злате и вообще всем, четвёртая держала в руках шикарный букет – так, что её лица и видно не было, остальные в голос обсуждали детские стрижки.
После показательной тренировки половина группы на последнюю тренировку просто не пришли.
− Самые стойкие, − рассмеялась тренер. – Я думала: никто не придёт. А вы – вот: тут как тут.
− Платные занятия, вот мама и погнала, − тоньше и противнее обыкновенного пропищал Моллюск.
Мы тренировались на половине зала, а с другой половины на нас пялились малюсенькие дети, которых притащили на просмотр, как когда-то нас. Тренер кричала:
− Зачем так рано привели? На восемнадцать-ноль-ноль назначен просмотр!
Но дети и родители не уходили из зала. Их становилось всё больше. Кто-то начал кричать:
− Где раздевалка?
И тренер сказала нам:
− Всё, ребята. До свидания. Кто едет со мной в лагерь, с тем увидимся. Переодевайтесь, пожалуйста, побыстрее. Свет в раздевалке не выключаем, не балуемся.
Я счастливая побежала в раздевалку. Наконец-то! Всё лето без гимнастики, и, главное – без них, без этих отвратительных Макса, Златы, Моллюска и остальных… У меня сильно болели мышцы. Это случалось часто от микроразрывов, я привыкла. Я села на лавку и стала снимать купальник, я ни на кого не смотрела. И вдруг – не могу найти свой пятнистый рюкзак. Только что был, стоял на лавке рядом со мной, и − пропал. Я ничего не сказала.
