а в Гостином дворе, в комнате с отдельным входом из узкого переулка, рядом с трактирчиком «Рыжий таракан» – дед учил читать не только Гневуша, но и Спаску. В комнате было холодно, сыро и одновременно пыльно, как будто там давно никто не жил. Спаске она показалась огромной, размером с дедову избу. Только очаг был не посередине, а у стены, и не занимал так много места. Два окна с обеих сторон от двери, забранных мозаикой в свинцовых оправах, пропускали внутрь волшебный разноцветный свет, в углу стояла широченная кровать с шелковым покрывалом, рядом с ней – тяжелый стол и кресло. Посередине тоже был стол, только обеденный, накрытый вышитой льняной скатертью. Еще одна дверь вела внутрь Гостиного двора.
– Нравится? – спросил отец и повесил плащ на диковинную вешалку со звериными лапами. – Это моя комната, я ее когда-то купил.
– Ты тут живешь? – удивилась Спаска.
– Нет, я тут останавливаюсь, когда бываю в Волгороде.
– А где ты живешь? – спросила Спаска.
– Не знаю. Наверное, нигде, – усмехнулся отец и раскрыл большой сундук. – Снимай эту дерюгу, походишь пока в моей рубашке.
Он выбросил на кровать три или четыре толстые перины, нашел одежду для себя и дал Спаске не только рубаху – тонкую, белую-белую, однако чересчур длинную для нее и просторную, – но и большой платок из тончайшего сукна, со сложной вышивкой и капельками речного жемчуга по краю.
Обед из соседнего трактира им принесла девица, которая хитренько улыбалась отцу и время от времени стреляла в него глазами исподлобья. Даже Спаска знала, что это называется «заигрывать», в деревне невесты иногда вели себя так со своими женихами. Но заигрывать с чужим женихом или мужем считалось бесстыдством. И для невесты девица была слишком стара – ей было лет восемнадцать, не меньше. Конечно, Спаска слышала, что в городе очень поздно выходят замуж, лет в шестнадцать, но не в восемнадцать же…
В узелке у девицы был горшок с бараньей похлебкой (пахшей чесноком и пряностями, с золотистым слоем навара толщиной в два пальца), накрытый половинкой ржаного каравая, и круг твердого желтого сыра.
– Я тебя увидела в окно. Ну и подумала, что сейчас самое время обедать.
– Ты подумала правильно. – Отец, похоже, вовсе не считал ее поведение бесстыдным, а, напротив, мило ей улыбался. – Принеси для ребенка топленого молока и сластей каких-нибудь получше.
– Ой, какая хорошенькая девочка! Твоя?
Отец неопределенно пожал плечами.
– Как тебя зовут, малютка? – Девица расплылась в улыбке и нагнулась к Спаске.
– Называй ее крохой. И… слушай, у тебя нет каких-нибудь игрушек для девочки? Ну, кукол там?..
– Я поищу. – Девица снова улыбнулась, но на этот раз отцу.
Отец, не дожидаясь ее ухода, достал из высокого буфета две серебряные (!) ложки и одну из них протянул Спаске.
– Ешь, кроха. Потом и огонь разведем, совсем станет тепло.
– А…
