и просить Шаоаня приехать в город. А у него действительно не было времени приехать. Но главное – речь шла о совершенно невозможном будущем. Зачем было тратить столько времени на эти поездки и разговоры? Шаоань не хотел говорить «нет» в лицо Жунье и видеть своими глазами, как разбивается ее сердце. Он боялся, что его сердце разобьется следом. Шаоань думал, что если он не поедет в город, Жунье сообразит, к чему он клонит, и не станет снова поминать о старом. Шаоань и представить не мог, что Жунье зачастит к нему в деревню.
В тот день, когда она должна была приехать, Шаоань, раздираемый муками противоречий, скрепя сердце решил не возвращаться. Он думал, что это, возможно, жестоко, но так есть, по крайней мере, шанс все закончить. Когда проблема решится, Шаоань спокойно объяснится.
Ему становилось все яснее, что если он согласится, то только навредит Жунье. Такой девушке, как она, нужно найти кого-нибудь городского. Это сейчас, по молодости, когда кровь ударила ей в голову, она хочет быть с Шаоанем. Но если она и вправду выйдет за него, проблем будет – не оберешься. Всем будет плохо. И куда хуже, чем сейчас.
Не надо, любимая, не надо, давай останемся друзьями, как раньше. Я навеки сохраню в душе тепло, я буду любить тебя, как сестру. Прости меня…
Шаоань еле пережил полдень. После обеда он пошел мотыжить вместе с остальными. За работой к нему вдруг пришло ощущение собственной глупости и бесчеловечности. Дурак, деревенский чурбан, зачем он так нелепо издевался над ней? Разве он не мог сбегать домой и сказать ей в трех словах, что думает? Милая передала ему весточку, а он стал отнекиваться, приплетать занятость, и вот теперь она сама приехала к нему – и что он сделал? Спрятался в горах, как разбойник, лишь бы не видеть ее…
– Вы работайте – у меня дело есть, надо домой сгонять, – бросил Шаоань, вскинул мотыгу и понесся вниз по склону…
Когда он прибежал домой, мать сказала, что Жунье уже уехала на машине в город.
Не слушая материной ругани, Шаоань вышел за ворота и зашагал по дороге. Некоторое время он шел, сгорая от нетерпения и бормоча себе под нос: «Извини, Жунье, прости меня…»
Шаоань думал, что, отвергнув любовь Жунье, разорвал и прежнюю дружбу между ними. Слишком ранил ее. Быть может, она больше никогда не глянет в его сторону. Поэтому он с головой ушел в работу. И в бригаде, и дома Шаоань говорил только то, что нужно сказать и ни словом больше. Когда кто-то попробовал пошутить с ним за работой, Шаоань ответил раздражением – все очень удивились и решили, что бригадир совсем «того». Никто не знал, что с ним творится…
После обеда Шаоань прихватил ведра и молча пошел на огород поливать овощи. Дождя не было с начала летней жары – да и за несколько месяцев до этого земля так и не напиталась влагой.
Огородец Шаоаня находился по дороге на Рисовское, почти сразу за околицей. Небольшой кусок спускался к реке, но бóльшая часть лежала на откосах. Зелень, батат, тыквы – все росли у воды. На холме были одни злаки.
